Я точно знаю, куда мне нужно спешить. Дом. Подъезд. Короткий коридор и огромная белая комната, полная людей. Нет, неверно. Полная детей. Взрослых здесь мало. Вся комната заставлена двухэтажными железными кроватями. Некоторые пусты, на других спокойно спят малыши. И везде – горы набитых под завязку пакетов с вещами и провизией.
Я безошибочно прохожу между рядами и останавливаюсь возле одной кроватки. Оказывается, она маленькая, как раз впору спящему на ней четырёхлетнему мальчику. У него русые в рыжину волосы и – я точно знаю – карие, большие глаза. Я ставлю на пол оказавшиеся у меня в руках баулы. Потом осторожно беру сжатый во сне кулачок и подношу к своим губам, провожу рукой по лобастой, такой умной головке, поправляю сползшее одеяло, сглатываю подкативший к горлу ком, не позволяя себе разреветься. Зачем-то проверяю содержимое принесённых сумок: тёплая одежда, лёгкая; еда, в основном консервы, пачки макарон – всё, что долго не портится и что можно легко приготовить. Мой малыш справится с ними, в этом я уверена. Ему уже четыре, и я научила его всему, чему смогла. Запоздало я думаю, что было бы хорошо спустить его на нижнюю кроватку, но ясно понимаю, что уже не успею. Внутри меня словно начинает щёлкать какой-то механизм, отсчитывая в голове последние секунды.
Щёлк…
Я торопливо забираюсь наверх и пристраиваюсь рядом с сыном, мысленно благодаря невесть кого за то, что кроватки железные, а значит не развалятся под моим весом.
Щёлк…
Снова беру в свою ладонь детскую ручку, осторожно перебираю маленькие пальчики. По моему лицу всё-таки текут горячие неудержимые слёзы, а сердце, кажется, лопается от боли.
Щёлк…
Прости меня, малыш, я знаю, что без меня тебе будет очень трудно в том мире, который настанет потом. Может быть, тебе даже придётся научиться драться, вырывать победу из чужих рук, но я очень хочу, чтобы ты выжил.
Щёлк…
Я хочу, чтобы ты жил.
Щёлк…
Я люблю тебя, мой мальчик…
Щёлк…
Щёлк…
Щёлк…
В небесах разносится негромкий, но слышимый везде хрустальный звон, моё дыхание прерывается, и я понимаю, что мир только что рухнул.
А я всё так же лежу рядом со своим малышом, накрыв его кулачёк своей ладонью и глядя остекленевшими глазами на его спокойное личико, несмотря на то, что меня с ним уже нет…
Когда я поняла, что мне всё это только приснилось, моему облегчению не было предела. Я плакала и не могла успокоиться.
Вообще-то, я не люблю вспоминать это сон, слишком тяжёлый, слишком реальный. Но всё же, мне почему-то кажется, если кто-то ещё его «увидит», вдруг в нашем будущем что-нибудь измениться. Вдруг что-нибудь изменится в нас…