Как бы не замечая никого вокруг Клюв подошел к Ветке, громко, как артист на сцене, спросил «Как дела, доча? И где делся Хас?»
— Да так нормально дела, Верховный, да только Хас умер, — Ветка, не вставая, подняла к Клюву узкое свое тридцатилетнее лицо с зелеными глазами, показав слезы.
— Во как, — продолжал ритуал Верховный, — ну значит пора ему. А где волына его, не потеряли?
— Как можно, — вот держи.
Ветка вынула из кармана шубы серебристый крупный увесистый ствол с гравировками и протянула Клюву. Верховный принял пистолет, щелкнув замочком высадил обойму, махнул приглянувшемуся пацану, танцевавшему с автоматом. Тот, сияя от счастья, подбежал — Дед большим пальцем по-одному выдавил ему на ладонь из обоймы все девять патронов, похлопал по плечу, отправив обратно танцевать втрое бодрей — это ему добрый знак Судьбы. А Клюв, вставив обойму обратно в пистолет, поднял его перед своим лицом и заговорил, уставившись глазами в звезды, чеканя слова своими будто каменными губами:
— Отправляется к вам Хас — наш товарищ. Вот его ствол, — Клюв широким жестом положил сверкнувший серебром в темноте пистолет на грудь покойнику, — Я, Клюв, Верховный Предводитель всех Горных волков, отвечу, что Хас всегда стрелял и не стрелял правильно. Хас всегда уважал чужую свободу и не поступался своей свободой. Принимал выбор свободных, отвечал за свой выбор и свое слово. Долги платил в срок и сполна.
Хас тридцать лет был Предводителем волков Змеинной долины — войско держал справно и на стреме, от общака к нему вопросов нет, судил свободных и остальных справедливо и честно, старые темы хранил, новые темы поддерживал, волки его были сыты, овцы целы.
Верховный оглянул собравшихся:
— Есть у кого здесь предъява к Хасу или он остался кому-то должен? Говорите сейчас или потом забудьте.
— Нее! — хором ответили в один голос волки, — нет вопросов к Хасу, пусть идет…А ты, псих, что скажешь?
«Швейцар» задергался, но промолчал. Клюв опустил ладони на еловые лапы, поднял лицо к черноте наверху и громко, твердо и даже властно проговорил:
— Мы, свободные волки гор, чтим ваш закон, и вы учтите наше слово. Примите нашего товарища Хаса со всем уважением.
Кивнул своим длинноногим охранникам, те поднесли две огромные в человечий рост волчьи серебристые шкуры — такие можно добыть только высоко в Железных горах. Накрыли ими Хаса целиком, оставив мерцать под звездным светом только лицо.
Пусть проводят товарища на дороге, приглянут, кровные наши — волки.
Клюв принял от подбежавшего пацана факел и молча поднес к бревнам, там где было черно от смолы. Жарко и ярко полыхнуло, озарив лицо Верховного багровыми волнами. Все стояли смотрели, как огонь подбирается к Хасу, бежит искрами по шкурам, облизывает лицо, ворошит еловые ветки, словно взбивает постель. Огонь обнимал Хаса, ласкал, тормошил, шептал что-то треском хвороста, щекотал, пока не разбудил — Предводитель волков Змеинной долины зашевелился, руки и ноги согнулись, голова приподнялась, глаза вытаращенные смотрели в искры и всполохи. Псих заволновался и радостно запел, что мол, ай хорошая ночка у Хаса, ай обласкали, ай горячо приняли, ай тепло встретили — пирует наш Хас, веселится по полной.
— Значит, открывай дверь, Швейцар, пусть идет, — Клюв сунул психу золотой в руку.
Псих сделал вид, что с трудом открывает в ногах у Хаса тяжелые как в дорогом ресторане двери, а костер отозвался высоченным снопом искр и пламени, с хлопком залив площадку золотым светом. Пламя охватило Предводителя целиком и его стало не видно в ярко плясавшем огненном пятне.
— Нам с той стороны ничего не сказали, Швейцар? Ничего не передали?
Псих кривлялся и танцевал, греясь у костра, отозвался Верховному: «Срок пришел, большая вечеруха будет всем. Повеселим Звезды, покажем, кто какой танцор!» Швейцар, озаряемый огнем, зашелся в дикой пляске дальше уже молча, не конкретизируя сообщение — понимайте, кто как хочет.
— Слышь, доча, — Клюв тронул за плечо Ветку, широко раскрыв глаза, смотревшую в пламя, — нет ли чего перекусить? А то намаялись за день.
Ветка встала с табуретки — хлопнула в ладоши, кивнув кому-то в окна дома. Открылись двери и с крыльца на площадку потянулась вереница ребят в черных куртках с хрустальными тазиками с шашлыком, салатами, фруктами, и, конечно, с ящиками водки. Костер моментально выжигает слезы и сушит лицо, не оставляя знаков скорби. Радуга в очередной раз увидел, какая Ветка клевая — сейчас в хаотичном свете пламени она показалась ему лесной феей, длинные блестевшие на огне как медь, волосы, сильные широкие скулы, узкий подбородок, твердые, как у отца, губы, большие глубокие глаза. Суровое довольно лицо, но с детским наивным носиком и улыбчивым ртом.