По традиции высшей касты врачей, старик завещал свое тело после смерти на «демонтаж» на нужды медицины. Деды, конечно, не богаты на здоровые органы, но что-то из тканей и клеток удается выбрать для трансплантаций, в основном же тело отправляется на опыты и материалы для исследований в области геронтологии. Лучшие друзья, самые уважаемые хирурги из разных галактик, ждали сейчас со скальпелями в руках за стенкой в операционной, строгие и сосредоточенные, в белых халатах со значками ведущих медицинских центров, готовые к «разделке».
Гилац, слегка подсохший за десять лет и привыкший к строгим классическим костюмам, подошел к телу, жестом показав всем, что хочет сказать прощальные слова. Лицо Главного Судьи за годы «расквадратилось» — сузилось, размеры сохранили только рот и глаза, и теперь они стали из-за этого ярче и выразительней. Гилац, блиставший когда-то абсолютно нейтральной внешностью и какой-то особо утонченной усредненностью образа, обрел крепкий заряд вымученности, скепсиса, сарказма и даже горечи. Прежнюю ширину и размах сохранили только плечи, что придавало фигуре Судьи властности и передавало его огромный политический вес.
Гилац стоял у тела бок о бок с ветеранами конца света — генералами Джефферсоном и Уоллосом. Лесли Джефферсон, после разгрома суперимперии Грога, отхватил себе весь блок, занимавшийся развлечениями. Шоубиз, игрушки (законные и не очень), курорты, ивент, казино и все, что так или иначе было весело и прибыльно. До кучи он привел за собой в этот бизнес свою команду технарей, айтишников, агентов, оперов и бандитов, работавших с ним в бытность службы генералом в Galaxy Sec. Получился монстр, хотя, конечно, не годящийся и в подметки гроговской мегаимперии, но очень заметный и влиятельный в помельчавшем постапокалипсическом мире.
Лесли почти не состарился и выглядел моложе своих 55-ти. Энергичный, всегда загорелый, в белой рубахе с далеко расстегнутым воротом, демонстрирующим плейбойскую грудь. Обязательно с массивной золотой цепью на шее, золотыми же часами на руке.
Гилац, присел и подержал Пауэлла за холодную руку, склонил голову, помолчал, потом, похлопав давнего конкурента по плечу, встал, заговорив негромко, но четко и даже проникновенно:
— Мы здесь узким кругом, никого чужих нет. Поэтому не буду общие слова, про безмерную утрату. Все здесь стоящие ничего не потеряли со смертью старика. Потому что он сумел дать нам, как и многим другим, все, что мог, — при жизни. Он каждый свой день жил не зря. Ничего не оставлял на потом. Миллионы человек он спас от смерти и мучительных болезней, тысячи врачей он обучил и дал им путь в жизни, добрый путь.
Каждый из нас, кто сейчас оказался рядом с ним, в последние минуты, помнит, что Пауэлл ему помог. Кого-то наставил на правильные поступки, кого-то оградил от ошибок, он положил начало карьере или крепко и бескорыстно поддержал на старте…
Лилит видела, как ее, юную и наивную репортершу, Пауэлл за ручку привел на политический Олимп, как щедро одарял ее эксклюзивными командировками и собеседниками, сенсациями, инсайдом… Он сделал из диковатой девочки-панка и сатанистки ту леди, которая теперь стоит здесь в узком кругу самых влиятельных людей мира.
Лилит почувствовала слезу. Она предала старика, разрушила его мечту и проект, но он хотел от нее слишком дорогой цены. Она не смогла пожертвовать собой. Смотрела, как в пятне белого света на красной ткани лежит худой старик в белом докторском халате. Видела исстрадавшееся лицо, понимала, что это она принесла ему лютую боль поражения. Плакала, на автомате по привычке слыша, как на втором плане, за голосом Гилаца, тихо переговариваются между собой остальные.
Лесли говорил Маат «нас конкретно грабят, имеют по полной, и я не знаю, кто эти хитрованы». Чел в коричневом пиджаке и казаках сказал Фоггу «Вся их управляемость — миф. Соотношение порядка и хаоса неизменно. Меняется только видимость». Гилац продолжал:
— Светлый старик хотел ко всему прочему подарить человечеству новый мир — добрый и правильный порядок, счастливое общество. Но не смог заставить нас принять свой дар. Не понимал, что человечество не готово жить в его солнечном мире просвещения и гуманизма. Но я счастлив, что в нашей Вселенной был такой старик, который попробовал исправить вечные несправедливость и горе. Прощай, товарищ.
Все умолкли, глядя на паллет с телом. Невидимый оператор убавил весь свет в комнате кроме мощного красного прожектора, светившего на транспортер, дававшего алую светящуюся дорожку, по которой поехала черная кожа ленты в сторону рампы, скрытой черным покрывалом. Красный паллет медленно двигался на ленте, наконец, черная ткань покрывала колыхнулась, навалилась на край паллета, начала наезжать на доктора, постепенно скрывая сначала лоб, потом глаза, бороду. Черная тень съела плечи, сцепленные руки… Наконец, покрывало опустилось скрыв в черноте уехавшие на ту сторону подошвы ботинок. Там, за стеной, не видный собравшимся в комнате прощаний, в фиолетовом мерцании ламп дежурного освещении, старика встретит слепящий яркий белый свет, выхватывающий стол, перед которым почтительно и сосредоточенно молча ждали фигуры в белом с отточенной сталью в руках.