А в доме рода Куницы мальчик, которого прозвали Авось, укрыл полотняной тканью свою маленькую сестричку. Девочка была белокурой и необычной. Авось знал это. Хотя, когда тебе девять лет, четырехлетняя сестренка всегда будет казаться самой необычной.
– Авось, Авоська, – шепотом просит девочка, – покажи лодочку.
– Ш-ш-ш. Спи, – отвечает брат. – Отец заругает. – И все же показывает сестренке вырезанную из дерева лодку, и даже мачта для паруса уже поставлена.
– Касивая… – шепчет девочка.
– Спи, – говорит Авось. А сам прислушивается. С каким-то еще непонятным ему беспокойством оглядывается по сторонам. Прячет лодку и… снова прислушивается. Затем бесшумно спрыгивает с лежанки и прокрадывается к окошку. Смотрит в резную щель ставенки.
– Ты чего? – шепотом просит девочка.
– Не знаю.
– Ну чего?!
– Да не знаю, – тихо отмахивается Авось.
Лукавая улыбка вот-вот растянет губки девочки – братик, наверное, играет с ней. Но Авось, не поворачивая головы, приглядывается и говорит что-то непонятное.
– Стало как-то очень тихо.
Это правда. Эту тревожную тишину слышат дозорные, хмуро переглядываются. В голубятне закурлыкали голуби. Шорохи, таящиеся шорохи. А потом… Холодное, тоскливое ощущение, словно какая-то волна прошла мимо. Только во дворе, залитом бледным размазанным светом луны, никого нет.
А мальчик все прислушивался. Но вроде бы все спокойно. И этот чуть слышный скрип входной двери и тревожный шорох в сенях, наверное… Наверное, просто показалось. Да и эта необъяснимая тоска вдруг улеглась. Все спокойно. Лишь сонное дыхание людей. Авось передернул плечами, еще постоял недолго и вернулся к своей лежанке. Сон вот-вот захватит его.
Только человек в сером был уже в доме. Теперь он ушел из глаз, ушей и мыслей этих людей. Он позволил их сну быть спокойным и приятным. Его благородное чело разгладилось, человек в сером улыбнулся. Вполне даже добродушно, никакие хищные складки не залегли в уголках его губ. Он нашел то, что искал.
Прямо над домашним очагом, над непотухающим пламенем, но аж под самым потолком, подальше от проказливых детских рук, висел амулет – оберег клана: высушенная голова куницы и кожаный мешочек с травами, кореньями, серой и солью под ней. Человеку в сером не нужен весь этот тотем – лишь клок шерсти. Ему подойдет, ему хватит укрытой там магии.
Блеснуло лезвие ножа – дело сделано. Теперь можно уходить. Волхв, как и всегда, справился со всем быстро. Как и всегда, но… не в этот раз.
Поначалу человек в сером даже решил, что ослышался. Слишком уж этот звук контрастировал с сонным спокойствием, которому он позволил залить все пространство дома.
Это был смех ребенка. Человек в сером и сам чуть не улыбнулся. Возможно, малышка видит счастливый сон. Да только… что-то слишком уж живое и бодрое почудилось в этом детском голоске. Смех был любопытный и даже где-то озорной. Человек в сером недоуменно обернулся. Недоумение быстро переросло в озадаченность. Это было невозможно. Белокурая девчушка весело улыбалась и показывала на него пальчиком. Но… Невозможно. И вот тогда на какое-то мгновение человек в сером потерял над собой контроль.
– Ты что, видишь меня? – обескураженно то ли вопросил он у девочки, то ли просто озвучил свою невероятную и пугающую мысль. Как будто подтверждая его слова, девочка снова безмятежно засмеялась.
Лицо волхва застыло, словно окаменело. От прежнего спокойного добродушия не осталось и следа. Хмурая складка на миг прочертила лицо человека в сером, сделав его угрожающе страшным. И этого мига оказалось достаточно. Девочка испуганно расплакалась, и ее согнутый пальчик, указывающий на волхва, задрожал в воздухе.
Медлить было нельзя. Человек в сером начал поднимать посох.
Плач сестренки вывел Авося из сонного оцепенения. Как будто дурман развеялся. Мальчик вскочил на ноги, но в короткий миг, пока он поднимался, Авось увидел, на что был нацелен пальчик девочки. Там, рядом с очагом, у негаснущего пламени, в переливах воздуха какое-то движение…
– В доме кто-то есть! – закричал Авось.
Охотники рода Куницы были детьми леса, такими же, как и человек в сером. И они умели действовать без промедления. Мужчины уже были на ногах; длинные ножи – не такие, конечно, как мечи княжеской дружины, но все равно весьма грозные – покидали ножны. Стрелы ложились на тетиву. Охотничьи копья и рогатины…
Волхв застыл. Стоило признать, что это и есть тот самый крайний случай. Сейчас человеку в сером понадобится его самое древнее умение. Авось увидел, как отец, вождь охотников рода Куницы, вскинул левую руку, требуя тишины, молчания. Мужчины замерли. Авось подхватил сестренку, успокаивая девочку. В правой руке отец сжимал нож в локоть длиной – с таким ходят на медведя или на волка. Сейчас он чуть пригнулся, вслушиваясь в тишину, пытаясь своим безошибочным инстинктом охотника обнаружить источник опасности. Взгляд его серо-голубых глаз, таких же как и у Авося, переместился на очаг. Языки пламени подрагивали и чуть отклонялись в сторону входной двери – сквознячок. Вождь выпрыгнул молниеносно, безошибочно и легко, как рысь, выбрасывая вперед руку с ножом. Но рассек лишь пустой воздух. Снова взмахнул оружием – прежний результат.