Светлана повернулась к Инне, и Мазин заметил, что слез на ее щеках уже нет.
Инна молчала.
"Интересно, что она о ней думает? Наверно, считает за недалекую, в общем, простушку с хорошо развитой фигурой".
— Но вы не вышли?
— Нет. Как я могла выйти? Она бы подумала, что это Антон меня прячет. А он бы так делать никогда не стал. Если б он знал, где я, он бы прямо сказал, что я здесь, потому что он был прямой и принципиальный.
Мазин отметил — "принципиальный". За весь вечер это было первое нерусское слово. Да, когда она волнуется, ей не до звучных "хобби".
— Он сказал, что не виноват, и я ему верю, верю! А она угрожала ему.
Мазин вопросительно глянул на Инну.
Та ничего не опровергла, только пожала плечами и сказала:
— Эта девушка преувеличивает, конечно, но ее можно понять.
— Предположим, — согласился Мазин. — Что же произошло после того, как ушла Инна Константиновна?
— Я вышла.
— Тихомиров удивился?
— Еще бы! Или нет… закрыл лицо руками.
— Ты все слышала? — спросил.
— Да.
— И что ты поняла?
— Тебя хотят оклеветать!
— Я это заслужил.
— Но ты не мог ничего украсть! Не мог! Я же знаю!
— Да, я не вор. Ты веришь мне?
— Как же я могу тебе не верить!
— Спасибо!
Он поцеловал мне руку.
— А теперь уходи!
— Я не могу оставить тебя сейчас.
— Нет, уходи. Я должен обдумать свое катастрофическое положение. Меня ждет позор и гибель.
— Она не скажет!
Нет, она скажет, она будет мстить мне. У меня нет выхода.
— Что ты задумал?
— Ничего.
— Что ты задумал?
— Пока ничего. Мне нужно решить. Иди, пожалуйста.
— Я не могу оставить тебя одного.
— Одному мне будет лучше. Я не хочу никого видеть!
— Даже меня?
— Мне стыдно перед тобой.
— Хорошо, я уйду, чтобы ты успокоился, но знай и помни, что бы ни случилось, я всегда с тобой.
— Спасибо, Светлана!
— Обещай мне, что ты не сделаешь никаких глупостей.
— Что ты! Я просто должен отдохнуть, а завтра мы все обсудим вместе.
— Обещай мне! Ведь ты настоящий ученый. Ты должен беречь себя. Обещаешь?
— Обещаю…
— Я поверила ему, но он не сдержал слова.
— Вы ушли? — Мазин вернулся к фактам.
— Он так настаивал! Я хотела быть с ним, но я знала, что он не любил перекладывать свои беды на других. Он одолевал их сам. Всегда. А на этот раз…
"Сейчас заплачет, — решил Мазин, и в самом деле глаза Светланы снова начали наполняться слезами. — Как у йогов: управление функциями!"
Этими прозрачными глазами Светлана смотрела на Инну.
— Поэтому я и послала записку. Я, конечно, неправильно поступила. Я должна была сама рассказать, но я не знала, как вы отнесетесь, а вы должны были узнать все, должны были, чтобы наказать ее, потому что она погубила человека! Я думала, что это ее записка, потому что она все время изводила Антона. Пусть я неправильно поступила, но вы должны ее наказать, должны!
— За что?
— Как "за что"?
— Чтобы наказывать Инну Кротову, необходимо, во-первых, доказать, что Антон Тихомиров покончил с собой, а во-вторых, и это тоже немаловажно, что упреки Кротовой были безосновательными, а работа Тихомирова носила вполне оригинальный характер. Все это требуется доказать. Вот если бы у нас была тетрадка и мы могли бы сравнить ее с текстом диссертации… Но тетради-то нет. — Мазин посмотрел на Светлану. Та сжимала замок сумочки.
— Видимо, ее сжег Тихомиров. Вы видели его последней, Светлана. Не проясните ли еще этот вопрос?
Ответить она не успела.
— Неужели вы всерьез полагаете, что Инну могут судить? — перебил Рождественский.
Мазину стадо трудно.
— Если Светлана выступит свидетелей. Она, повторяю, видела Тихомирова последней.
— Неправда. Последним его видел я.
Это было неожиданно. Теперь уже Рождественский, а не Светлана оказался в центре внимания.
— Вы шли неправильным путем, когда связали меня в своих умозаключениях с моей машиной. Я приезжал на такси, — сказал он Мазину с нервной решимостью.
Тот кивнул по возможности вежливо.
— На машине поехала Инна. Я остался ее ждать. Я нервничал, даже жалел, что рассказал ей обо всем. Пошел в ресторан, взял бутылку коньяку и вернулся не на дачу, естественно, а на квартиру Инны. Ее еще не было, а времени прошло много. Что оставалось делать? Я мог предположить все, что угодно. И я не выдержал, поехал сюда сам. Я не хотел говорить об этом и мог бы смолчать и сейчас, но я не ожидал, что наш разговор так повернется. Конечно же, Инна абсолютно ни в чем не виновата. Виноват этот негодяй. И если ей угрожает суд, я должен сказать правду. Я видел этого подонка последним, и он не помышлял о самоубийстве. Если б не вмешалась судьба, он пережил бы нас всех. Я готов подтвердить это в любом суде. И доказать, что он украл труд профессора Кротова, потому что я видел и тетрадку, и автореферат.
Мазин ожидал протеста Светланы, но та сидела, как в рот воды набрав. "Чем же он так ее удивил?"
— Возможно, вы видели тетрадь, но куда она девалась?
— Он уничтожил ее.
— Тихомиров?
— Да.
— Вы в этом уверены?
— Абсолютно. Он сжег ее перед моим приходом. Вот зачем ему потребовалось остаться одному, и вот что он собирался обдумывать!
— Расскажите подробно, — повторил Мазин слова, которые повторял неоднократно. Правда, на этот раз без напора.
— У меня, как вы понимаете, тоже был ключ от квартиры. Это, между прочим, моя квартира, и я никогда не прощу себе, что пустил сюда этого проходимца.
— Не нужно давать воли эмоциям. Мы же договорились.
— Совершенно верно. Но я не открыл дверь ключом. Я позвонил. Я думал, что здесь еще могла быть Инна, и не хотел врываться непрошеным. Он отворил мне не сразу Тут все слышно из клетки. Я слышал его шаги на кухне, потом он открыл кран и только тогда подошел к двери…
— Кто там?
— Это я.
— Игорь?
— Ты один?
— Как видишь.
Он действительно был один. Я опоздал и разъехался с Инной. Из кухни пахло горелой бумагой, но я не сразу обратил на это внимание. Мне было не до сантиментов. Я пришел говорить с ним и не собирался играть в бирюльки.
У тебя была Инна?
Он собирался соврать, но понял по моему тону, что этого делать не стоит:
— Откуда ты знаешь?
— Она поехала к тебе после разговора со мной.
Антон спросил нагло:
— О чем же вы беседовали, если не секрет?
— Она сказала тебе.
— А… все эти сплетни?
— Сплетни?
— Ну, конечно, сплетни.
— Я говорю о записках Кротова.
— Выдумки.
— Что?
— Выдумки обиженной, оскорбленной женщины.
— Ну, знаешь, я не подозревал, что ты такой наглец.
— Прошу разговаривать со мной прилично.
— Ты вор.
Категоричность моего тона припугнула его.
— От другого я не потерпел бы таких слов, но ты, Игорь, слишком долго был моим другом.
— Это кончилось.
— Жаль, когда мужчины расходятся из-за женщины.
— Дело не в женщине, а в том, что ты сделал.
— Брось! Не стоит придавать значение тому, что Инна наговорила тебе сгоряча.
— Она мне ничего не наговаривала. Она не такой человек. Я узнал все сам.
— Что именно?
— Утром я искал сигареты в нижнем ящике стола и видел, что в нем лежит.
По-моему, Антон растерялся. Он замолчал, но наглость взяла верх:
— Что же там лежит?
— Тетрадка Кротова.
— Интересно! Ты не страдаешь галлюцинациями?
— Нет!
Я шагнул к столу и выдвинул ящик. В нем ничего не было. Антон наблюдал за мной со злобной ухмылкой.
— Это ничего не значит. Я видел тетрадку.
Он поманил меня пальцем:
— Сходи на кухню.
Я выскочил из комнаты. В раковине застряли остатки мокрого пепла. Она еще горела, когда я постучал!
— Узнаешь?
Я молчал.
— Ты же ее видел. Похожа?