Мазин имел все основания полагать, что не застанет Рождественского дома, и это его вполне устраивало, потому что к встрече он был не готов, да и сам визит мог показаться тому странным, особенно если Рождественский знает, что Мазин в отпуске. А отпуск Игорь Николаевич решил не откладывать, хотя теперь-то комиссар, пожалуй, и не стал бы торопить с окончанием дела. Мазину хотелось, чтобы тот, кто переслал записку, решил, что все кончено и тревожиться больше нечего. Конечно, об этих соображениях следовало сообщить начальству, но Мазин рассчитывал подготовить к докладу нечто большее, чем анонимная записка.
Между домами находилась асфальтированная автостоянка. Мазин узнал черную "Волгу" Рождественского и вдруг почувствовал себя неуверенно: "Какой-то частный детектив!" И он проникся к ним сочувствием, к этим частным сыщикам. Каждый имеет право послать тебя к чертовой матери. Нет, совсем другое дело, когда ты можешь полезть в карман и достать… не револьвер, конечно, служебное удостоверение. С такой книжечкой гораздо легче. Но сегодня она осталась дома. Следствие-то закончено.
— Здравия желаю, товарищ начальник!
Мазин обернулся.
Он стоял рядом с машиной Рождественского, а приветствовал его старик в армейском дождевике. Мазин не сразу узнал его в этой длинной плащ-накидке защитного цвета.
— Здравствуйте.
— Не угадываете?
— Вы сторож. Василий Прокофьевич?
— Так точно, — заулыбался старик, довольный тем, что его узнали. Так сказать, первый ваш свидетель.
Это он, сторож, увидел утром мертвого Тихомирова на газоне под окном.
— Не найдется ли папироски у вас, товарищ следователь? Не уважаю я сигареты.
— Сожалею, Василий Прокофьевич, некурящий.
Мазин испытывал досаду. Ему хотелось походить здесь одному, а теперь Рождественский наверняка узнает о его визите, а в этом-то уж никакой пользы нет. Разве что попросить старика помалкивать?
Сторож между тем был явно рад встрече и вел себя по-свойски. От Прокофьича попахивало.
— Вот это вы совершенно правильно делаете, товарищ начальник!
— Что правильно? — не понял Мазин.
— А что не курите. Американская наука установила точно: рак от этого дела бывает.
— Откуда вы про американскую науку знаете?
Сторож обиделся.
— Что ж вы думаете, как я сторожую, так я темный совсем? Да у меня сын майор, если хотите знать. Одних газет на двадцать пять рублей выписывает. А сторожую я, чтоб пользу приносить, а не от невежества.
И старик достал из-под плаща пачку сигарет.
— Про науку слыхали, а курите, — усмехнулся Мазин.
— Вот это, прямо скажу, от слабости характера, — охотно признался Прокофьич. — Потому наука одно, а человек — другое совсем дело. И наука это теперь признает.
"Пожалуй, в отпуске можно позволить себе и поболтать", — решил Мазин, не видя пока выхода из создавшегося положения.
— Что ж она признает?
— А то, что человек от генов зависит! — заявил старик с торжеством и сунул сигарету в редкозубый рот. — И выходит, у кого какой ген, то тому и суждено!
— Это не Рождественский вас просветил? — спросил Мазин, подивившись своеобразной гипотезе.
Перед ветровым стеклом "Волги" покачивался на шнурке красно-черный чертик.
— И с ним беседоваю. Я, признаться, грешным делом, умных людей уважаю и всегда рад новенькое узнать что-нибудь.
— Как же вы познакомились?
— Да иногда за машиной его присматриваю. Гаража-то тут нет пока, вот меня люди и просют: присмотри, Прокофьич, все равно сторожуешь. И то правда, почему человеку хорошему навстречу не пойтить?
— А Рождественский хороший человек?
Старик глянул на Мазина с опаской:
— Это как понимать, в служебном порядке интересуетесь или просто так, по-человечески?
— По-человечески, — заверил Мазин и подумал, что частный розыск имеет, пожалуй, и свои преимущества.
— Если по-человечески, то прямо скажу — обходительный и уважительный. Никаких надсмешек не строит, как некоторые. И машина у него в порядке всегда, аккуратный человек. А позвольте спросить, история-то эта закончилась уже?
Прокофьич понизил голос, произнося последние слова.
— Закончилась.
— Черт попутал парня, выходит?
— Да, несчастный случай.
— Точно, точно. Зачем он только на окно-то полез?
Мазин пожал плечами:
— Гвоздь забивал.
— Это среди ночи-то? А хотя может. Этот может.
— Вы и Тихомирова знали?
Разговор становился интересным.
— Знал, а как же. Знал. Они ж с Игорем большие друзья были. Но тот человек другой, я вам скажу.
— Какой же?
— Пронзительный и желтый.
Прокофьич замолчал, зажигая сигарету, как будто слова его не нуждались в пояснениях.
— Желтый? — переспросил Мазин. Тихомиров остался в его памяти хорошо сложенным, здоровым. — Он, кажется, не болел ничем.
— А в том-то и дело! Не больной, а желтый. Это от характера бывает, а не от хворости. Значит, в человеке постоянное беспокойство происходит. И по глазам видно. В старые бы времена сказали — дурной глаз! Добра от такого не жди. Потому и говорю: мог он на окно среди ночи полезть. Взбредет в голову такому гвоздь прибить, и пока не прибьет — спать не будет. Это я понять могу, потому в людях разбираюсь… Вот Валентин говорит мне про эту машину, Игореву, значит, а я ему: нет, брат, быть того не может никогда. Никогда б Игорь на дороге не бросил. Человек не тот.
— Это вы про что, Василий Прокофьич?
— Да насчет машины.
Но тут старик опять проникся недоверием к Мазину.
— Вас это совсем не касается, милиции то есть. Потому что Вальке тут верить нельзя. Он крепко дернул тогда.
— Ну, не касается, так не касается, — не стал настаивать Мазин, демонстрируя безразличие, и сделал движение, словно собирался идти.
Знаток души человеческой, как это часто бывает, оказался простодушным.
— Да нет, нет. — Прокофьич испугался, что собеседник уйдет и оставит его в одиночестве. — Никакого тут секрета нету. Валентин — это квартирант мой. В отпуск он уезжал в тот самый день, когда Антон из окна свалился. Ночным поездом ехал. Тут, конечно, мой грех есть. Привез он поллитровочку, ну не устоял я, что говорить. Баловства-то у нас не заметно, сторожую я исправно. Вот и позволил себе с Валентином, значит… А потом и придремал. Потому я его только утром и обнаружил, Антона, а так бы я, конечно, раньше заметил.
— При чем же тут машина?
— А при том, что Валентин, значит, на ночной поезд торопился. И ему на дежурный автобус попасть требовалось. А как вернулся с курорту, говорит, к слову пришлось, что возле автобусной остановки "Волга" Игорева стояла. По чертику вроде узнал. Думал машина свободная, может, в город подкинет. Подошел, машина вроде Игорева. Чертика, говорит узнал. Как будто мало кукол таких! Теперь каждый норовит игрушку подвесить. Чисто дети малые!
— Кто же сидел в машине? — не выдержал Мазин.
— Да никого. В том-то и дело. Как это Игорь мог свою машину на дороге бросить, когда он знает, что на площадке за ней присмотр будет?
— Ну а дальше что?
— На автобус побег.
— Дежурный автобус по расписанию ходит?
— А как же! Вот я и хочу спросить Игоря. Пусть он Вальке сам скажет, что не могло его "Волги" там быть.