- Знаю.
- Если хочешь, я скажу там все.
- Я не хочу этого, - ответила я и повесила трубку.
- Но вы еще верили, что он любит вас? - спросил Мазин с неожиданной резкостью.
Она опустила голову:
- Я такая же дура, как все. То есть, наверно, неправильно сказать, что я верила или надеялась. Это не подчиняется логике. В общем, я не знаю, что бы я сделала, как поступила, если бы...
- Если б Рождественский не нашел тетрадку.
- Да.
- Он сказал, что нашел ее после смерти Тихомирова, но я думаю, что это неправда.
- Неправда. Лучше б он не находил ее. Антон был бы жив. Я не хотела его смерти.
- Неужели вы серьезно считаете себя виновной в смерти Тихомирова?
- Да.
- Но вы не убивали его!
- Ассегаем - нет. Он выбросился из окна сам. После разговора со мной. Я приезжала на машине Игоря.
- Это произошло при вас?
- Нет. После того, как я ушла.
Мазин вздохнул облегченно:
- Слава богу! Вы говорили так убедительно, что я на секунду поверил, хотя это и противоречит фактам.
- Каким фактам? Я же не рассказала о том, последнем...
- И не нужно сейчас. На сегодня достаточно. Вам предстоит еще одно испытание. А пока запомните: вы не убивали Антона Тихомирова и не толкали его на самоубийство. Вы не виновны в его смерти. Я, кажется, знаю, как она произошла. Но нужно, чтобы вы встретились с другими и рассказали обо всем вместе. Вам будет труднее других. Вы говорили искренне, хотя не всегда это была правда. Рождественский и Светлана тоже говорили не всю правду, но это делалось сознательно. Я хочу, чтобы все сказали то, что они знают, и тогда правда станет ясна всем.
Инна покачала головой:
- Мне бы так хотелось этого. Но не ошибаетесь ли вы?
- Думаю, что нет. У меня есть неожиданный свидетель. Пожалуй, даже два, потому что кое-что может рассказать и сам Тихомиров, его записная книжка, хотя это и не дневник. Вы видели ее?
- Да, но я не знаю, что он записывал.
- Немного. В основном, мысли вообще. О жизни, о себе. Там почти нет имен и фактов. Но что-то там есть...
Из записной книжки:
"Мы гуляли со Св. Ей захотелось покататься на "чертовом колесе". Насколько она моложе меня! Кроме того, я с детства боюсь высоты. Становится тошнотворно-отвратительно, когда земля далеко под ногами. Я устыдился признаться в своей слабости, сказал, что крутиться несолидно, а сам злился. Рожденный ползать - летать не может. Даже в мелочи я не способен одолеть себя. Вот тут-то человек в самом деле венец творения, потому что мы - всегда мы, со всеми слабостями и пороками. Трус не заставит себя стать храбрым, разве что водки выпьет!
Впрочем, все это - слюнтяйства и скулеж. Скоро защита, если она пройдет успешно, копаться в себе больше ни к чему. Новое время - новые песни. Но будет ли успех? Инна молчит. Она гордая, ей тяжело, но она все стерпит. Как бы я хотел, чтобы она меня не любила! Неужели она и теперь меня идеализирует? Считает "добрым и сильным"? Добрым? Добра не бывает без зла. Сильным? Пожалуй. Но как это трудно! Хотя наверняка существуют не знающие сомнений кретины. Я не из их числа... к сожалению. Ну, хватит писанины. Долой избытки грамотности. Больше спокойствия. Чем крепче нервы - тем ближе цель. А тебе необходимы крепкие нервы, Антон!"
- Спасибо за кофе.
- Не стоит. У нас произошел такой сумбурный разговор.
- За него я благодарен еще больше. Во много раз больше. Между прочим... Я хотел спросить. Вы не замечали у Тихомирова страха перед высотой? Знаете, есть люди, которые боятся высоты, даже на балконах чувствуют себя не вполне хорошо.
- Еще бы! Он много раз жаловался, что боится летать самолетом. Потому я и не могу поверить в несчастный случай. Антон ни за что б не полез на подоконник, да еще ночью!
- То, что вы сообщили, Инна Константиновна, может оказаться очень существенным. Хотя из ваших слов я делаю совсем другой вывод.
Мазин поднялся:
- А кстати, где сейчас записи вашего отца?
- Антон, наверно, сжег тетрадь, уничтожил перед смертью. Мы не нашли ее с Игорем.
Тихомиров
"Кажется, я похож на прокурора", - подумал Мазин, завязывая галстук перед зеркалом.
Черный костюм делал его строгим и официальным, но переодеваться было некогда. У подъезда ждало такси.
- Я не очень запоздал? - спросил он у шофера.
Тот покосился на счетчик:
- Нормально.
- Тогда поехали. На проспект Космонавтов.
И тут же забыл о шофере, который сидел рядом и, как большинство таксистов, наверно, с удовольствием перекинулся бы парой слов с пассажиром. Но у Мазина этих слов не было.
- Вам куда на проспекте?
- До самого конца.
"Возможно, что я перегнул. Ставить такие эксперименты опасно, а может быть, вообще противопоказано. Все-таки установленный порядок имеет свои преимущества, и не стоит так уж часто поносить бюрократическую рутину. Светлана может послать тебя к чертовой матери, и ты не возразишь ей ни слова. Это же не кактусы собирать на окошке, а тем более не этикетки с бутылок. Они все живые люди. Не нужно мнить себя хирургом, которому по плечу любые опухоли, даже раковые. Впрочем, думать уже поздно".
- Сколько с меня?
- По счетчику.
- Пожалуйста.
- Сдачу возьмите!
Мазин захлопнул дверцу "Волги" и пошел к дому Рождественского.
Все, с кем он хотел увидеться в этой квартире, были на месте. Он посмотрел на часы. Они пришли раньше назначенного срока.
- Здравствуйте!
Мазин повесил плащ и вошел в комнату.
Игорь старался держаться спортсменом. От него пахло одеколоном, и очень чистые манжеты выступали из рукавов ровно настолько, насколько положено.
Инна выглядела постаревшей, придерживала у шеи воротничок толстой вязаной кофты, как будто ей дуло в лицо.
Светлана сидела, положив руки на стол, как школьница на экзаменах.
Мазин улыбнулся:
- Конечно, вам всем неприятно, но ведь тут все-таки лучше, чем у меня в кабинете.
- Зачем вы нас собрали? - спросила Светлана.
Инна глянула на нее исподлобья, но не сказала ничего.
- Я полагаю, нам сейчас объяснят, - произнес Рождественский и тоже присел к столу.
- Постараюсь, - кивнул Мазин и взял стул.
- Пожалуйста!
- Я просил вас прийти, чтобы обменяться мнениями Мне кажется, так будет легче узнать правду. Правду о смерти Антона Тихомирова, которая нужна и вам, и мне Но если вы возражаете против такой формы общения, я готов вернуться к официальной процедуре.