— То есть зверушка умрёт, как только перестанет крутить это чёртово колесо?
— Вы всё правильно поняли.
— Странно. Зачем же такого зверя вывели?
— А зачем вообще выводят зверей?
Томаш не нашёл, что ответить.
— Что ж, раз с формальностями покончено, то я… — Он поднялся из-за стола. — Кстати, а как он называется?
— Зубавка, я же сказала.
— Да нет, ваш корабль. У него должно быть какое-то название. Не просто ведь грузовоз.
Айша медленно затянулась мазином, всем своим видом показывая, что дело сделано, и никакие разговоры её больше не интересуют.
— Томаш, видно, что вы очень мало знаете о Бакаре. Имя живёт дольше, чем судно, и может переходить от одного корабля к другому. Мой грузовоз долгое время считался погибшим, поэтому имени у него нет. Вернее, его имя давно принадлежит другому судну.
Томаш почесал затылок.
— И как он назывался? Или это большая тайна?
— «Алжадид ивердан», «Новый горизонт». Не знаю, чем это поможет — сейчас в реестре под этим именем значится другое судно.
Возвращался Томаш на автоматическом насиме — элегантном скоростном корабле, один полёт на котором стоил больше, чем он тратил за неделю. В салоне, впрочем, стоял цветной чад от мазина.
Бортовой компьютер держал насим высоко над плотной поволокой смога, которая окутывала нижние ярусы города. Небо над высотками вновь рассекали цветные лазерные лучи — как трассирующие следы от противовоздушного огня. Томаш смотрел в окно и думал, что уже боится разгуливать по городу в одиночку, прячется от всех в дорогом экипаже. Пройдёт неделя или две, и ему будет опасно находиться даже на космодроме — как и обещала Айша. Новостные каналы постоянно сыпали сообщениями о нападениях на оставшихся в городе литийцев.
На «Припадке» его ждал сюрприз.
В кают-компании стоял металлический ящик с сенсорным замком.
— Час назад привезли, — сообщила Лада. — Говорят, ты должен быть в курсе.
— Вроде того, — ответил Томаш.
— И что это? — Лада недоверчиво посмотрела на ящик. — Я не знала, что у нас будет груз.
— Это штука такая, как же она… — Томаш потёр ладонью лоб. — Робот там, короче, который сможет самописец считать. Айша сказала, что без него никак не получится.
— Впервые о таком слышу.
Лада подошла к ящику и коснулась пальцем сенсорного замка. Тот запищал и залился красным.
— Ты так на него смотришь, как будто внутри бомба! — Томаш уселся за стол. — У нас есть чего пожрать? И где Насир?
— Насир гуляет. Романтики ему захотелось, видимо.
— Понятно.
— Тоже пойдёшь? — Лада взглянула на Томаша, прищурившись.
— Нет, я сегодня нагулялся.
Лада снова ткнула пальцем в замок, и тот рассерженно запищал.
— Не откроется, — сказал Томаш. — За него этот засланец от Айши, Джамиль, будет отвечать. У него и доступ есть, наверное.
— Мелкий он, наверное, — проговорила Лада, разглядывая ящик.
— Кто? — усмехнулся Томаш. — Джамиль?
Джамиль оказался невысоким полным человечком с лоснистой лысиной и вылупленными, бегающими глазками. Томаш был уверен, что новый пассажир предстанет перед ним в роскошном бакарийском наряде — как порой одевался он сам, безуспешно пытаясь прикинуться местным, — но Джамиль облачился в строгий тёмно-серый костюм, напоминающий издали техническую форму, словно пришёл на «Припадок» наниматься механиком.
— Очень рад, что мне выпала честь присоединиться к вашей миссии! — затараторил Джамиль, резко, по-птичьи дёргая головой. — Для меня это уникальная, просто уникальная возможность!
— Да, — сказал Томаш, — мы тоже очень рады.
— Это большая честь! Мне очень приятно! Уверен, что мы сработаемся, и я…
— Чтобы сработаться, надо вместе работать, — перебил его Томаш. — А вы, уважаемый идаам, у нас простой пассажир.
Джамиль несколько раз моргнул и протёр пятернёй взопревшую лысину.
— Но, позвольте, ведь я…
— Управление кораблём, особенно таким, как этот, дело непростое. В экстренной ситуации всё решают секунды. Я очень надеюсь на то, что вы не будете нам мешать. На самом деле, я ожидаю, что бо́льшую часть времени вы проведёте в своей каюте. По крайней мере, пока мы не доберёмся до грузовоза.
Они шли по узкому, как вентиляционная шахта, коридору, соединяющему отсеки — Томаш впереди, Джамиль за ним следом, цепляясь за леера в стенах, как пьяный.