— Такое ощущение, что мы по кладбищу идём, — сказала она.
— Я, признаться, надеялся… — проговорил Томаш.
— На что? На то, что до Орея никому дела нет, о войне никто не помышляет, а по всему сектору кораблики радостно летают и огоньками перемигиваются?
— По крайней мере, нас пока никто не собирается пристрелить.
— Пока — да.
— Ну извини, другого варианта выбраться с Бакара не было.
— По словам Айши.
— Я ей верю, военное же время. Зачем выпускать гражданские корабли? — Томаш включил терминал и вывел на экран техническую схему корабля, чтобы хоть чем-то занять руки. — К тому же я никого не принуждал лететь. Ты, помнится, не слишком долго думала.
— А чего думать, когда выбора нет? — Лада нахмурилась, и её пронзительные серые глаза на секунду стали пустыми, лишившись жизни. — Я на Бакаре оставаться не собиралась. Да и не вышло бы у меня ничего — рано или поздно какой-нибудь высокоуважаемый идаам мне бы нож в спину воткнул. Они только так и умеют.
Томаш вздохнул. Ненависть Лады к Бакару казалась ему чем-то совершенно противоестественным — ведь в ней самой текла бакарийская кровь.
— Ты так говоришь, как будто я в этом виноват! Считай, благодаря мне мы оттуда выбрались. Других вариантов не было.
— Ты серьёзно? — Лада так сильно сжала подлокотники ложемента, что пальцы у неё побелели. — Тебе напомнить, как мы вообще в эту задницу попали?
— Каждый может ошибиться.
— Не каждому это позволено!
Перед самым началом военных действий они стояли на Литии, успешно разобравшись с последним заказом. Слухи о том, что холодное противостояние между двумя планетами может перерасти в открытую войну, ходили уже давно, но Томаш не придавал им особого значения. К тому же именно благодаря напряжённым отношениям Литии и Бакара их скромная контрабанда приносила такой хороший доход. Аппетиты у любителей мазина и коллекционной тинктуры на пороге войны только выросли. Да, Бакар тогда выдал какой-то путаный меморандум — очередные требования и угрозы, — но далеко не в первый раз. Не было никаких причин считать, что именно эта дипломатическая писанина послужит поводом для войны. Так, по крайней мере, убеждал себя Томаш. К тому же старый перекупщик с Бакара вышел на связь и предложил очень выгодный контракт на большую партию тинктуры — настолько выгодный, что после него годик-другой можно было бы отдохнуть от бизнеса.
— Насир на Литии долго оставаться не мог, — сказал Томаш. — Не держать же его всё время запертым в корабле с включёнными гравами.
— Мы могли пойти к Черне. Там всегда кто-то нужен. Операторы строительных дронов, пилоты — да кто угодно. Переждали бы всё это, оставаясь свободными людьми.
— Свободу у нас никто не отбирал.
— Это тебе так кажется.
— Чего теперь спорить? Я же не против был на Черну идти. Колонии так колонии. Но мы на последней ходке столько могли поднять, что…
— И как? Подняли?
— Я ошибся! Смирись с этим! Или сломай мне что-нибудь. Кстати, я уверен, что, если бы мы сейчас торчали на Черне, ты бы вообще с катушек слетела. Мы бы там все поехали. Это же долбаная тюрьма!
Лада встала из ложемента.
— Примешь вахту? Устала я… от всего. Пойду, прилягу.
— Давай.
Лада вышла коридор. Томаш оглядел сумрачную рубку, к которой за последние годы привык так сильно, что даже во сне часто видел себя в ложементе, изучающим показания приборов летящего навстречу пустоте корабля.
Генератор выдаёт сто процентов мощности, скорость на один и два процента выше расчётной, на радарах — чёрная тишина.
Томаш схватил с панели кадол, покрутил в руке и прицепил себе на висок. В глазах тут же померкло, как при обмороке, гул от системы рециркуляции сменился напряжённой тишиной — и уже в следующее мгновение Томаш поплыл в зияющей пустоте навстречу далёким звёздам.
В отличие от Лады ему нравился вирт.
Он сам превращался на время в межпланетную тарку, падающую на чудовищной скорости в пропасть из звёзд, и перед ним, точно видения из безумного сна, возникали образы, которые невозможно было увидеть человеческим глазом. Всё, что улавливали сенсоры «Припадка», тут же транслировалось в вирт — бесцветные газы от выхлопов окрашивались по настраиваемой палитре, мельчайшие вплоть до нескольких молекул частицы превращались в искрящуюся пыль, корабли, идущие за миллионы миль, отмечались в этом синтезированном пространстве сверкающими струнами (красными для бакарийской сигнатуры и синими для литийской). Стоило лишь приглядеться, как ты мгновенно переносился через огромное расстояние, оказывался рядом с далёким кораблём и мог рассмотреть его во всех деталях. Понимая при этом, что, возможно, его экипаж точно так же разглядывает сейчас тебя.