— Да всё, что угодно может быть. Гравитация, например. Притянуло его обратно. Или искусственный интеллект дал сбой.
— А если он ещё раз, как ты говоришь, даст сбой? Нас там не раскидает по всей галактике?
— Я же говорил. Чуть что не так — сразу возвращаемся. Риски определённые есть, конечно, но когда у нас без рисков было?
Насир несколько раз кивнул и присосался к трубке.
— Ты сам-то этой шармуте веришь? — спросил он сквозь дым.
— В смысле?
— На кой елдыш мы ей сдались? За такие деньжищи могла бы целую экспедицию снарядить вместо того, чтобы нанимать трёх алкоголиков на консервной банке.
— Одного алкоголика, — поправил Томаш. — И двух сочувствующих ему товарищей.
— Херзац тебя!
— Вообще ты всё правильно говоришь, только я ответы на эти вопросы не знаю. Может, не согласился никто. Она мне сказала, что организовать вылет гражданского бакарийского корабля сейчас не в состоянии, а нас выпустят, вроде как репатриация получается. Правда, я этой ерунде не верю ни разу. Тут каждый день, — Томаш прищурился, глядя на небо, — целый рой блох этих летает.
— А в чём дело тогда? На кой мы ей сдались?
— Не согласился больше никто.
— Даже за двенадцать миллионов?
Томаш не ответил. Насир выдохнул через ноздри искристый дым.
— Слушай, — сказал он, — а вдруг там другое что, а не этот елдыш потерянный?
— Что, например?
Насир пожал плечами.
— Я пока проблем особых не вижу, — сказал Томаш. — Прилетим, улетим. Стыковаться — это уже программа максимум. Мотаться на такое расстояние опасно, конечно, но нас вроде это раньше не останавливало.
— Нас это раньше не останавливало, потому что раньше всего этого херзаца не было! — Насир погрозил в небо трубкой. — Да ты бы и раньше на такое не согласился, если бы мы здесь не застряли.
— Ты чего от меня хочешь? — застонал Томаш. — Душераздирающих признаний? Да, не согласился бы. Но то было раньше. А сейчас — мы здесь.
Вдалеке, у горизонта, поднимался в небо фиолетовый свет — зарево громадного, тонущего в чаду города.
— Короче, решай, — сказал Томаш.
Они долго молчали. Насир курил мазин, и лицо его окутывал густой дым, который переливался ядовитыми цветами, как смог у горизонта.
— Интересно, конечно, херзац его так! Потерянный на десять лет грузовоз, тайны, интриги и двенадцать лямов… Прилетим и улетим, говоришь?
— Ага.
Насир окинул взглядом опущенный трап корабля.
Старая однопалубная тарка, сохранившая местами следы оригинальной покраски — бурые пятна плесени, выросшие на выщербленной броне — выглядела так, словно прошла через метеоритный рой, причём неоднократно. Она вмещала экипаж из пяти человек, у которых даже после непродолжительного полёта имелся неплохой шанс возненавидеть друг друга из-за удушающей тесноты. В официальных реестрах корабль фигурировал под поэтичным названием «Вечный странник», но со временем получил более меткое прозвище «Припадок». Из-за неустранимых проблем в работе гравитационных катушек ускорение на нём превращалось в совершенно чудовищный аттракцион, после которого все кишки вылезали наружу.
Удобствами «Припадок» не блистал — личные отсеки напоминали оцинкованные гробы, в кают-компанию едва влезала немногочисленная команда, а пользование санузлом представляло собой настолько сложный и многоступенчатый процесс, что сам Томаш, если приспичит, предпочитал сбегать в бар при космодроме. Доступ к грузовому трюму тоже не отличался удобством — приходилось разбирать пол в узком, как кишка, коридоре, соединяющем отсеки.
Томаш, с детства мечтавший о собственном межпланетном корабле, расплачивался за «Припадок» почти десять лет. Заработка едва хватало на то, чтобы покрывать расходы, а когда дела должны были пойти на лад, Лития и Бакар вдруг решили, что им тесно под одним солнцем.
— Как же я ненавижу эту консервную банку! — Насир сплюнул себе под ноги.
— Я знаю, — сказал Томаш. — Я тоже.
«Припадок» уже третий месяц стоял на запасной полосе космодрома, оплетённый посадочными мурингами, как щупальцами — с отозванной сигнатурой и без права на взлёт. Из посредственного межпланетного корабля тарка превратилась в отвратительное жилище. Больше всех страдал Насир, который сгибался в три погибели, как горбун, чтобы ненароком не задеть головой какую-нибудь перегородку (случалось неоднократно). При этом плата за стоянку с неуёмным аппетитом пожирала и без того скромные сбережения Томаша.