— Я категорически против, — заявил Астарт.
— Высота факела сотня метров, и каждый день сгорает столько топлива, сколько потребляет столица в сутки. Как думаешь, какого уровня должен быть маг, чтобы затушить такое пламя? — скучающим тоном спросил отец.
— Не меньше вашего, — процедил ледяной.
— Верно. Сольвейг как раз не меньше моего уровня, — охотно согласился папа.
— Эльд-Лааксо, отец достаточно красочно описал мне ситуацию. Этим своим решением вы отправляете дочь на верную гибель.
Наивный ледяной мальчик…
— Пройдет время, я стану дряхлым и немощным стариком с помутившимся рассудком…
— Папа! — возмутилась я, но отец даже не прервался:
— …и Сольвейг возглавит диаспору Огня. И ты серьезно думаешь, что мы построили все это потому, что вы нам отстегнули из казны? Или потому что низкоуровневую огненную магию продавали? Нет, мы построили свой новый дом потому, что каждый здесь умеет то, на что в обычном государстве целое министерство выделяли. Но, конечно же, этого недостаточно. А знаешь, как мы заработали львиную долю своего состояния? Благодаря местным заказам. А что лучше всего оплачивают в мире Льда? — золотые глаза отца вспыхнули, выдавая раздражение.
Астарт знал ответ на этот вопрос. Не мог не знать, раз готовился к месту в Совете магов. Лучше всего в мире Льда оплачивали то, что смертельно опасно.
— Это неприемлемо, — заявил Астарт.
— Это не тебе решать, — парировал отец. — И ты еще что-то приволок от Велиара, по глазам вижу. Уж выкладывай все гадости сразу.
Астарт прищурился и нехотя достал из внутреннего кармана пиджака какую-то пачку темной бумаги, перевязанную белой лентой.
— М-да, быстро они… — вздохнул папа.
Аст же опустил руку, оставив сверток висеть в воздухе, как-то нерешительно переводя взгляд с отца на меня и обратно. Папа молча ткнул в меня пальцем, и посылка плюхнулась мне на колени. Белая лента истлела в воздухе, и бумага рассыпалась на мои драные, грязные брюки.
Нет, не бумага. Конверты. И не просто темные, а угольно-черные. Пять черных конвертов с золотым декором.
— Королевская почта, Ваше Высочество, — как-то невесело улыбнулся папа, а я с ужасом посмотрела на него.
— И что мне с этим делать?
— Читать. Обдумывать. Составлять аккуратные ответы.
— А может, это… сделаем вид, что утеряно при транспортировке? — без особой надежды спросила я.
— Велиар их изъял, как я понимаю, из-под чьего-то любопытного носа, отправил собственного сына на отшиб мира Льда, а ты хочешь трусливо сделать вид, будто ничего не было? — строго спросил отец.
Я замялась. Честно говоря, о том, что я теперь не просто эльд-Лааксо, а их Высочество, думать не хотелось. Да и вообще, от титула содержание не особо менялось, а из меня принцесса была, как из Кеннета девственница.
— Соль, я понимаю, что все идет слегка не по плану, — кто б еще рассказал, что это был за гениальный план, — но сделанного не воротишь. И теперь тебе придется учиться играть в большую и малую политику, думать на много шагов вперед, оценивать друзей и держать врагов на расстоянии вытянутой руки. Почитай письма, набросай ответы, потом обсудим.
— Я тебе помогу, — попытался поддержать меня Астарт, но отец недовольно цокнул:
— Юноша, я уверен, что Велиар дал тебе превосходное образование. Но она должна научиться думать и решать сама.
Я смотрела на такие разные и такие одинаковые конверты и ощущала какую-то гнетущую безысходность. Отец не произнес этого, но все присутствующие понимали: я должна научиться действовать сама, пока мои решения не судьбоносны, пока мои ошибки не могут принести особого вреда, пока мне есть у кого спросить совета.
Глубоко вздохнула и сказала:
— Что ж, раз такое дело… Полагаю, стоит начать со скважины.
— Разумное решение, — охотно согласился отец.
Астарт промолчал, но по тихо светящимся сиреневым глазам я без особого труда угадывала буран эмоций.
Глава 7
Во всех нормальных домах внутренний двор содержал сад или хотя бы беседку для отдыха на свежем воздухе. Но у эльд-Лааксо были свои представления о прекрасном, поэтому за домом у них располагалось небольшое тренировочное поле и никакой зелени. Астарт рассматривал прямоугольное пространство с небольшим деревянным бортиком и чистым белым песком внутри и размышлял, было ли детство его невесты счастливым.