Вся в осоки сочном соке.
И летит подальше та
От заветного куста.
День. Прозрачный призрак лета.
Мерный ритм, глотки куплета.
Мелко дно, вода прозрачна.
Время кажется удачным.
Это часто неспроста.
Жизнь – то музыка "с листа".
Дождь
Мозаикой, заика дождь
на стеклах пишет безымянный,
желанный может быть нежданным,
нежданный нежеланным тож.
Но так ли, нет ли, что за дело.
Лишь в окна медленно глядела б.
И поджидала я его.
И нет мне дела до всего,
что лучше, краше, веселее.
Река по осени мелеет.
Милее мене станет ли?
И ей сказать о том смогли б?
Ему видней
Дрозды у Ленинградского вокзала.
Природа так душевно завязала
Одним движеньем нежный завиток,
И, может быть, читая между строк,
Ты совершаешь больше, чем хотелось
Тебе доверить миру. Судит смелость
О том, что издалёка так, слегка.
Теченье жизни – капля, тон, река…
А вне, по ней ли… Было бы по ней.
Всё это так, сквозь сон, его видней.
Зоопарк
Подумаешь – фламинго,
Куры на ногах длинных,
И с шеей жаркой, линной13.
Как в бане на Неглинной,
***
То ли дело – дятел! Тело
Демонстрирует несмело.
Сам-то смел. На ствол взлетает
Долбит, слушает, сметает
Крошек крошево на траву.
Ранит редко и по праву.
***
Тут же – гуси в воду гузкой.
Щелью клюва крепкой, узкой
Перья мажут так подробно.
Им – тепло, легко, удобно.
Плавать или полететь?
Надо всё суметь, заметь.
***
А павлин – открыто властно
Прочь отпугивает лишних.
Так кричать небезопасно,
Как глотать поспешно вишни.
Только в полдень, в час приветный,
Чуб павлину тихо гладит
Та, кому он – тот, заветный,
Та, невзрачна. С нею ради
Он убор поносит важный,
Изумрудное убранство.
Он же сильный, он отважный,
Так к чему ему жеманство?
***
В зоопарке, щурясь зорко,
Я осматривал округу.
Но моргнул мне глазом сокол.
Я – заснул. И так, по кругу
Мне, подросшему, в коляске
Ночь состроит злые глазки.
И во сне, – фламинго… гусь…
Я их тоже не боюсь.
Иней
Иней бегает за мышью.
Ходит он всему неслышный,
И колючим бархатом
Стелет мягко, матово.
Только выйдет солнце после,
Глянет – бриллиантов россыпь,
И следов мышиных оспин,
И крупинки крови возле.
Иней, – так красиво… вроде.
Но, одет не по погоде,
Тот, босой, живёт вне дома,
Вне тепла печи истомы.
Он не нужен, он не брошен.
Он же милый и хороший,
Но… его… к себе … и в дом?!
В это верится с трудом.
Искренность
Стеснений без осенняя лягушка,
Рассеянной была или казалась.
Оса кружила у её макушки,
На "раз-два-три" гарцуя, не касаясь.
У пены облака с поверхности пруда,
Куда как больше сетовать резоны.
Вдали грубы, гортанны перезвоны:
То ворон, хрипло, впрочем – как всегда,
В кругу таких же, судит непохожих.
И, в тот же час, – не слишком осторожен.
Как перед тем сомнений прячет споры,
Стреножен совестью не каждый, это да.
Лишь иногда прозрачна та вода,
Что омывает мысли, чувства, споры.
Её уносит вдаль семи морей.
И силы нет кому тягаться с ней.
Камыш
Небрежный локон камыша,
Он не дышал, он не мешал,
А подставлял подсохши пряди,
Ишь – наслаждений нежных ради,
Что ветры дарят. Рыбы блеск
С покатой берега низины,
Лишь соблюдают утки. Плес
Зачёсом леса. Из корзины
Седого пня глядит Луна,
Росой вечернею пьяна…
Колодец жизни
Листвы навстречу отсвет фар.
Стаккато сна, легато речи.
Туман с реки, как будто пар,
И полушепот ночи. Свечи
Сдувает чуб сквозняк в окно.
Сверчок фальшивит, но играет.
Ведро в колодце знает дно,
А видит звёзды. И рыдает:
Когда его – на цепь. Как можно?!
Жизнь – это просто, это – сложно.
Красный день
Играет рыба под поверхностью воды.
Поверхностным всё мнится, эта данность
И странность те, чуть видимы следы.
Набившая оскому первозданность
Себя не изменяя, нас гнетёт,
Сбивая с той, наморщенной дороги
Куда не глянь – там пиво или мёд,
Там бабочки и пчёлы-недотроги…
Как дорого, всё то, что есть вокруг…
Так красный день! Он изменяет вдруг:
Округу, нас, степенно извиняя.
Добром и злом, по мере, измеряя.
Крылом…
Виним, винимся, укоряем,