Он пристально взглянул на меня.
— Хочешь, угадаю? Тебе очень повезет, если тебе назначат меньше десяти талантов.
— Десять талантов! — Сим втянул воздух сквозь зубы и сочувственно покачал головой. — Хорошо еще, что у тебя есть куча денег!
— Увы, совсем не куча, — вздохнул я.
— Ну как же? — удивился Сим. — После того как Амброз разбил твою лютню, магистры оштрафовали его почти на двадцать талантов. Куда же ты девал такие деньги?
Я посмотрел вниз и ласково дотронулся ногой до футляра с лютней.
— На новую лютню? — в ужасе переспросил Сим. — Целых двадцать талантов? Да ты знаешь, что можно купить на двадцать талантов?
— Лютню? — предположил Вилем.
— Я даже не думал, что инструмент может стоить таких денег! — признался Симмон.
— Еще и не таких денег, — сказал Манет. — Инструменты ведь все равно что лошади.
На этом месте в разговоре произошла заминка. Вилем с Симом непонимающе уставились на Манета.
Я расхохотался.
— Да, это удачное сравнение!
Манет кивнул с умным видом.
— Понимаете, лошади бывают разные. Можно купить заезженную старую клячу меньше, чем за талант. А можно — вольдера с красивым ходом за сорок.
— Ну да, как же! — хмыкнул Вил. — Чистокровный вольдер дороже стоит!
Манет улыбнулся.
— Вот именно. Сколько бы денег ни стоила самая дорогая лошадь, какую вы знаете, ровно столько же может стоить хорошая арфа или скрипка.
Симмон, похоже, был ошеломлен.
— Но мой отец как-то раз уплатил за кепсанского рысака двести пятьдесят чистыми!
Я повернулся и указал пальцем.
— Видишь вон того блондина? Так его мандолина стоит вдвое дороже.
— Но-о… — протянул Симмон. — Но у лошадей же родословная! От нее можно получить жеребенка и продать его…
— У этой мандолины тоже родословная, — возразил я. — Она работы самого Антрессора. На ней играют уже сто пятьдесят лет.
Я смотрел, как Сим переваривает информацию, обводя взглядом все инструменты в зале.
— И все равно, — сказал Сим, — двадцать талантов…
Он покачал головой.
— Ну что тебе стоило подождать до экзаменов? А потом уж ты мог бы потратить на лютню то, что останется!
— Мне нужна была лютня, чтобы играть у Анкера, — объяснил я. — У меня там комната и бесплатный стол. Если не играть, негде будет жить.
Это была правда, но не вся правда. Конечно, если бы я объяснил, в чем дело, Анкер сделал бы мне поблажку. Но если бы я стал ждать, мне бы почти два оборота пришлось прожить без лютни. Все равно что без ноги или без зуба. Все равно что прожить два оборота с зашитым ртом. Это было немыслимо.
— И потом, я не все потратил на лютню, — сказал я. — У меня были и другие расходы.
Собственно, я расплатился с гелет, у которой занимал деньги. На это ушло шесть талантов, однако, рассчитавшись с Деви, я почувствовал себя так, словно с груди у меня сняли тяжеленный груз.
Однако теперь я предчувствовал, как тот же груз вот-вот опустится на меня вновь. Если Манет прав хотя бы наполовину, дело обстоит хуже, чем я думал.
По счастью, свет вновь погас, и зал затих, избавив меня от дальнейших объяснений. Мы обернулись к сцене — Станчион вывел на нее Мари. Он немного поболтал с сидящими поблизости слушателями, пока она настраивала скрипку, потом шум в зале понемногу улегся.
Мари мне нравилась. Она была выше большинства мужчин, гордая как кошка и говорила минимум на четырех языках. Большинство живущих в Имре музыкантов изо всех сил старались угнаться за последней модой, надеясь сойти за знатных господ, но Мари всегда носила простую дорожную одежду. Штаны, в которых можно целый день проработать в поле, башмаки, в которых можно прошагать тридцать километров.
Нет, вы не подумайте, что она одевалась в какую-то поношенную дерюгу. Она просто не любила моды и роскоши. Ее одежда явно была пошита по мерке, плотно облегала и подчеркивала ее фигуру. Сегодня Мари была одета в вишневое с коричневым, цвета своей покровительницы, леди Джейл.
Мы уставились на сцену.
— Надо признаться, — негромко сказал Вилем, — что с Мари я бы познакомиться не отказался.
Манет негромко хохотнул.
— Мари тянет на полторы женщины, — сказал он. — А это значит, что она впятеро более женщина, чем любая, с которой вы знаете, что делать.
В другое время мы бы немедленно принялись бахвалиться, доказывая, что он не прав. Но Манет сказал это без капли ехидства, и потому мы промолчали. Тем более что он, по всей вероятности, был прав.
— Нет, она не по мне, — заметил Симмон. — У нее всегда такой вид, словно она собирается с кем-то бороться. Или коня на скаку остановить.