Денна играла роль его спутницы, обаятельной и привлекательной. Прежде я не раз видел ее одетой так же, как и я сам: в простую одежду, рассчитанную на долгое ношение и путешествия. Сегодня же она облачилась в длинное платье зеленого шелка. Тщательно уложенные черные волосы обрамляли лицо и ниспадали на плечи. На груди красовалась изумрудная подвеска-капелька. И цвет подвески так идеально подходил к платью, что это никак не могло быть случайностью.
Рядом с ней я почувствовал себя несколько поизношенным. Да что там — просто оборванцем. У меня всего-то и было, что четыре рубашки, двое штанов и кой-чего по мелочи. Все это не новое, а ношеное и порядком протершееся. В тот день я надел все самое лучшее, но, думаю, вы поймете, если я скажу, что мое самое лучшее оставляло желать лучшего.
За исключением плаща, подарка Фелы. Это был чудесный теплый плащ, сшитый на меня по мерке, из зеленой и черной ткани, со множеством карманов в подкладке. Нельзя сказать, чтобы он был особенно элегантен, но это была лучшая моя вещь.
Когда я приблизился, Денна выступила вперед и протянула мне руку для поцелуя — уверенным, почти надменным жестом. Лицо ее было спокойным, улыбка — учтивой. Со стороны она выглядела благородной дамой, снизошедшей до бедного юного музыканта.
Ее выдавали лишь глаза. Глаза у нее были темные и глубокие, цвета кофе с шоколадом. И в глазах этих плясало веселье, искрился смех. Оставшийся позади аристократ чуть заметно нахмурился, когда она подала мне руку. Я не знал, что за игру затеяла Денна, однако угадать свою роль мне было нетрудно.
Так что я склонился над ее рукой в глубоком поклоне и слегка коснулся губами ее запястья. Придворные манеры мне прививали с малолетства, так что я знал, что делаю. Согнуться пополам всякий может, а вот поклониться как следует — это надо уметь.
Мой поклон был изящен и подобострастен, а касаясь губами ее кисти, я еще легким взмахом запястья откинул в сторону полу плаща. Последнее особенно сложно, у меня ушло несколько часов тщательных репетиций перед зеркалом в ванной на то, чтобы движение выглядело достаточно небрежным.
Денна сделала реверанс, грациозный как падающий лист, отступила назад и встала рядом с аристократом.
— Квоут, перед вами лорд Келлин Вантенье. Келлин, это Квоут.
Келлин смерил меня взглядом, составив обо мне исчерпывающее мнение быстрее, чем вы бы успели перевести дух. На лице его отразилось пренебрежение, он кивнул. Не то чтобы я прежде не встречался с презрением — я и сам удивился, как меня это задело.
— К вашим услугам, милорд!
Я отвесил вежливый поклон и слегка повел плечом, так чтобы плащ сполз, выставив напоказ мои талантовые дудочки.
Он уже хотел было отвернуться с отработанным равнодушием, как вдруг его взгляд упал на серебряную брошь. С точки зрения ювелирного мастерства она не представляла собой ничего особенного, но здесь она значила много. Вилем был прав: в «Эолиане» я был аристократом.
И Келлин это знал. Мгновение поразмыслив, он поклонился в ответ. Ну, не столько поклонился, сколько кивнул. Достаточно низко, чтобы не показаться нелюбезным.
— Вашим и вашего семейства, — ответил он на безупречном атуранском. Голос у него был ниже, чем мой, теплый бас с легким модеганским акцентом, который делал его слегка певучим.
Денна склонила голову в его сторону.
— Келлин учит меня игре на арфе.
— Я пришел сюда, чтобы получить дудочки, — сказал он. В его низком голосе не было ни капли сомнения.
Когда он заговорил, дамы за соседними столиками развернулись и уставились на него голодными глазами из-под полуопущенных век. На меня его голос произвел противоположное действие. Мало того, что этот негодяй богат и хорош собой! Но иметь при этом еще и голос как мед, намазанный на теплый хлеб, — это уж совершенно непростительно. При звуке этого голоса я почувствовал себя как кот, которого схватили за хвост и гладят мокрой рукой против шерсти.
Я огляделся.
— А где же ваша арфа?
— Я ее с собой не ношу, — сухо отвечал он. — Ведь я играю на пенденхайле, короле инструментов.
Я набрал было воздуху для ответа, потом передумал и закрыл рот. Большая модеганская арфа была королем инструментов пять сотен лет тому назад. В наше время это не более чем устаревшая диковинка. Но я не стал ввязываться в спор, ради Денны.