Эти трое заключили временный союз несколько месяцев тому назад и с тех пор нанимались на работу вместе. Мартен мне рассказал, что им и прежде доводилось работать на маэра: в последний раз их наняли обходить дозором земли неподалеку от Тинуэ.
Мне потребовалось минут десять, чтобы сообразить, что по-настоящему походом должен был командовать Мартен. Он чувствовал себя в лесу куда уверенней, чем все мы вместе взятые, и ему даже пару раз доводилось охотиться на людей за вознаграждение. Когда я сказал об этом ему, он только покачал головой, улыбнулся и сказал, что уметь делать что-то и хотеть это делать — две большие разницы.
Ну и, наконец, я — их отважный предводитель. В письме, которое вручил мне маэр, я описывался как «толковый юноша, хорошо образованный и обладающий множеством достоинств». Хотя это было чистой правдой, подобная характеристика заставляла меня чувствовать себя самым бесполезным из всех придворных фатов.
Да и то, что я был намного моложе их всех и костюм мой годился скорее для вечеринки, чем для похода, делу отнюдь не помогало. У меня с собой была моя лютня и кошелек маэра. Ни меча, ни доспехов, ни даже ножа…
Осмелюсь утверждать, они совершенно не понимали, что со мной таким делать.
Примерно за час до заката мы повстречали на дороге лудильщика. На нем был традиционный бурый балахон, подпоясанный веревкой. Тележки при нем не было: он вел под уздцы ослика, навьюченного узлами до такой степени, что животное походило на гриб.
Лудильщик неторопливо шагал нам навстречу, напевая:
Я рассмеялся и зааплодировал. Настоящий странствующий лудильщик — птица редкая, и я всегда рад подобной встрече. Мать говорила мне, что встреча с лудильщиком приносит удачу, а отец ценил их за новости, которые они разносят. Ну а то, что мне и вправду было необходимо кое-что прикупить, делало эту встречу втрое более желанной.
— Эй, лудильщик! — с улыбкой окликнул его Дедан. — Мне требуется очаг и кружка пива. Далеко ли до ближайшего трактира?
Лудильщик указал себе за спину.
— Минут двадцать ходьбы, и того не будет.
Он смерил взглядом Дедана.
— Только не говорите, что вам больше ничего не требуется! — воскликнул он. — Всякому человеку что-нибудь да надо.
Дедан вежливо покачал головой.
— Извини, лудильщик. Я поиздержался.
— А вы? — лудильщик окинул взглядом меня. — У вас вид молодого человека, которому точно что-то надо!
— Да, мне и в самом деле кое-что требуется, — признался я. Видя, что остальные с тоской посматривают вперед, в сторону трактира, я махнул им рукой. — Ступайте вперед! Я сейчас догоню.
Они зашагали дальше. Лудильщик, усмехаясь, потер руки.
— Ну-с, так что же вам угодно?
— Для начала — немного соли.
— И коробочка для нее, — добавил лудильщик, принимаясь рыться в тюках, навьюченных на ослика.
— И хорошо бы еще нож, если у вас найдется такой, который не слишком трудно достать.
— Тем более что вы отправляетесь на север, — тут же подхватил лудильщик. — Дороги там опасные. Без ножа нехорошо.
— А что, и у вас были неприятности? — спросил я, надеясь, что он может знать что-то, что помогло бы нам отыскать разбойников.
— Да нет, — ответил он, копаясь в вещах. — Дела еще не настолько плохи, чтобы кому-то пришло в голову обидеть лудильщика. И все-таки дороги там опасные.
Он вытащил длинный узкий нож в кожаных ножнах и протянул его мне.
— Рамстонской стали!
Я вытащил нож и оглядел клинок. Это и впрямь была рамстонская сталь.
— Да нет, мне бы чего попроще, — сказал я, возвращая ему нож. — Мне в основном для повседневных нужд, колбаску там порезать…
— А чем вам рамстонская сталь для повседневных нужд не годится? — возразил лудильщик, снова сунув мне нож. — Им можно лучину на растопку колоть, а потом сразу бриться! Заточку держит только так!
— Мне может потребоваться его и на излом взять, — уточнил я. — А рамстонская сталь хрупкая.
— Что есть, то есть, — охотно согласился лудильщик. — А как говаривал мой батюшка: «Лучшего ножа у вас не будет, пока этот не сломается!» Хотя это касается любого ножа. А по правде говоря, этот нож — единственный, что у меня есть.
Я вздохнул. Я же вижу, когда деваться некуда.
— И огниво.
Он протянул мне огниво едва ли не прежде, чем я успел это сказать.
— Я поневоле обратил внимание, что у вас пальцы в чернилах, — сказал он, указывая на мои руки. — У меня есть бумага, отличная бумага! И перья, и чернила тоже. Что может быть хуже, чем сочинить песню и не суметь ее записать?
Он протянул мне кожаную папку с бумагой, перьями и чернильницей.
Я покачал головой, помня, что кошелек маэра отнюдь не бездонный.
— Да нет, лудильщик, сдается мне, песни писать я пока что бросил.
Он пожал плечами, по-прежнему протягивая мне папку.
— Ну, не песни, так письма! Я знаю одного парня, которому как-то раз пришлось вскрыть себе вены, чтобы написать записку возлюбленной. Это, конечно, весьма романтично. И очень символично. Но еще и весьма болезненно, негигиенично и смотрится жутковато, если честно. Так что теперь он всегда носит при себе перо и чернила!
Я почувствовал, как кровь отхлынула от моего лица: слова лудильщика напомнили мне о том, о чем я совсем позабыл в спешке, уходя из Северена. Денна! После разговора с маэром о разбойниках, двух бутылок крепкого вина и бессонной ночи мысли о ней совершенно вылетели у меня из головы. И я ушел после нашей ужасной ссоры, не сказав ни слова! Что она подумает, раз я так жестоко разговаривал с ней, а потом взял и исчез?
Я был уже в целом дне пути от Северена. Не мог же я вернуться только затем, чтобы предупредить ее, что ухожу? Я поразмыслил. Нет. А кроме того, Денна сама столько раз исчезала без предупреждения, не сказав ничего на прощание… Уж конечно, она меня поймет, если я поступлю так же…
«Глупо… Глупо… Глупо…» Мои мысли метались по кругу: я пытался сделать выбор из нескольких равно неприятных вариантов.
И тут хриплый рев лудильщикова осла навел меня на мысль.
— Скажи, лудильщик, а ты, часом, не в Северен ли направляешься?
— Скорее за Северен, чем в него, — сказал он. — Но и туда тоже.
— Я только что вспомнил, что мне нужно отправить письмо. Если я тебе его дам, возьмешься ли ты отнести его в один трактир?
Он медленно кивнул.
— Возьмусь, — сказал он. — При условии, что вам понадобится бумага и чернила…
Он улыбнулся и помахал папкой.
Я поморщился.
— Понадобится, лудильщик. Но сперва скажи, сколько ты с меня возьмешь за все вместе взятое?
Он окинул взглядом разложенные товары.
— Соль с коробочкой — четыре бита. Нож — пятнадцать битов. Бумага, перья и чернила — восемнадцать битов. Огниво — три бита.
— И доставка письма, — добавил я.
— Срочная доставка! — с улыбкой уточнил лудильщик. — Причем даме, судя по вашему выражению лица.
Я кивнул.
— Так-так… — лудильщик потер подбородок. — Ну, в других обстоятельствах я бы заломил тридцать пять, мы бы с вами как следует поторговались, и вы бы сбили цену до тридцати.
Цена была разумная, особенно учитывая, как нелегко добыть хорошую бумагу. И тем не менее это была треть тех денег, что дал мне маэр. И эти деньги нам потребуются на еду, на ночлег, на другие нужды…