V.
За несколько месяцев до августовских событий 1991 года советская пресса сообщила сенсационную новость - оказывается, спикер союзного парламента не оставил юношеского увлечения стихами и издал под псевдонимом целый сборник. Трогательный псевдоним - Анатолий Осенев, - стал любимым поводом для насмешек со стороны демократических газет. Особенно над поэтом Осеневым издевались после того, как Лукьянова посадили в тюрьму по «делу ГКЧП».
- Это была единственная книжка, которую я издал под этим именем. Раньше я тоже печатался под псевдонимами, чаще всего - Анатолий Днепров, но потом посмотрел по справочнику Союза писателей, и оказалось, что поэтов Днепровых в СССР - целых семь. Осенева придумала моя дочка, это ее была идея. Но после тюрьмы я печатал стихи уже только под своей фамилией.
Сейчас у Лукьянова - 21 опубликованный сборник стихотворений. В тюрьме он тоже, конечно, писал стихи, их с удовольствием печатала газета «День» - «А в „Матросской тишине“ - полумрак» или «Не печальтесь, телерепортер, если вашей телепередаче снова закрывают семафор, значит, передача что-то значит». Диссидентские мотивы в исполнении оказавшегося за решеткой бывшего секретаря ЦК КПСС - это очень пронзительно. Лукьянов рассказывает о своих стихах, заметно смущаясь, и его почему-то хочется обнять.
VI.
Членом ГКЧП Анатолий Лукьянов, как известно, не был - посадили его за то, что вместе с обращением ГКЧП к народу дикторы советского телевидения в промежутках между «Лебединым озером» читали заявление Лукьянова, в котором спикер парламента осуждал предложенный Михаилом Горбачевым проект нового Союзного договора. Сам Анатолий Иванович уверен, что реальной причиной ареста стало то, что Горбачев и Ельцин боялись, что, если V Съезд народных депутатов СССР проведет Лукьянов, депутаты могут свести на нет все результаты августовской победы демократии.
- Я действительно считал, что подписывать тот вариант договора было равноценно роспуску Союза, потому что Горбачев хотел превратить союзное государство в союз государств, то есть в конфедерацию. Я был против конфедерации, и Горбачев боялся, что депутаты пойдут за мной.
То, что Лукьянову казалось катастрофическим сценарием, сегодня выглядит как утопия о сохранении СССР в его прежних границах. Я спрашиваю Лукьянова, уверен ли он, что Союз можно было сохранить.
- Считаю, что ответственность за то, что случилось с Советским Союзом, лежит на всех руководителях страны, в том числе и на мне. Чтобы сохранить Союз, надо было вести себя еще жестче, - среагировав на последнее слово, я переспросил: «Вводить танки?»
- Нет, не танки, - не меняя тона, говорит Лукьянов. - Надо было сплотиться тем силам, которые были за сохранение Союза. У нас были результаты референдума, формулировка, которая выносилась на референдум, была написана мной (если кто не помнит: «Считаете ли вы необходимым сохранение Союза Советских Социалистических Республик как обновленной федерации равноправных суверенных республик, в которой будут в полной мере гарантироваться права и свободы человека любой национальности?» - над расплывчатостью этой формулировки в 1991 году многие смеялись. - О. К.). Распад Союза не был предопределен.
Среди бывших соратников Горбачева (в «Русской жизни» об этом говорил бывший председатель Гостелерадио СССР Леонид Кравченко) распространено мнение, что распад СССР был именно что предопределен - когда председателем Верховного Совета РСФСР стал Борис Ельцин, и что если бы Горбачев направил руководить Россией кого-то из тяжеловесов - Лукьянова или премьера Николая Рыжкова, - Ельцин бы проиграл им.
- Ну, у Горбачева не было возможности отправить меня руководить РСФСР, - Лукьянов делает паузу, дожидаясь моего «почему?», и продолжает: - потому что я бы не согласился. К тому моменту шла почти открытая война между мной и Горбачевым. Я уже не верил, что он хочет сохранить Союз. Я уже боролся самостоятельно.