– Ты меня не слышишь!
В коридоре, где до этого установилась нехорошая тишина, вдруг раздался крик. Это не были какие-то слова, просто крик, похожий на крик раненого зверя. Затем раздался одиночный пистолетный выстрел, и Юрий разобрал: «Ты!»
Звук чуть приблизился.
– Слышишь, капитан?! Ковригин! Ты добился своего, мне больше не нужна твоя сука!
Юрий растянул губы в улыбке, чувствуя, как обнажаются зубы, и связки вибрируют от тихого рычания.
Как будто в разгар сна жестко и неумолимо зазвонил будильник, словно нашкодившего котенка втягивающий в реальный мир.
Ну вот и все.
Взгляды Нофрина и Николая как прощальные объятия. Каждый все понял.
Генералу больше не нужен донор, значит, ему сообщили, что его жена умерла. Теперь нет никакой причины беречь их и выбирать средства…
Значит, времени у них не осталось.
Жаль, могло бы получиться. Штурмующие уже на подходе к десятому этажу. Не успели. Капитан пошевелил онемевшим указательным пальцем на спусковом крючке и плотнее обхватил левой рукой цевье.
Голос приблизился по коридору и стал безупречно разборчив:
– Но ты не радуйся. Стимулятора ей не вкололи, по времени у нее как раз сейчас остановится сердце, и ты будешь смотреть в ее пустые распахнутые глаза! А завтра и ты, и твой выродок позавидуете ее смерти! Слышишь меня, урод? У тебя же есть маленький сын? Вот ему я не завидую вообще! Но ты все сам завтра увидишь! Я оставлю тебя в живых, и ты увидишь!.. Так что встретимся в аду, капитан!!!
Какая-то возня, и второй голос:
– Товарищ генерал-майор, надо уходить!
– Оставьте меня! Все прочь! – И снова словно звериный вой.
В напряженной тишине Юрий держал под прицелом вход, но никто не пытался забросать их гранатами или начать штурм. В голове попавшей в сеть птицей билась фраза: «Как раз сейчас у нее остановится сердце». Он тяжело сглотнул сухим горлом, обернулся на Нофрина. Потом на Хофмана.
– Что он там про остановку сердца говорил? Что можно сделать?
Доктор молчал.
За него ответил Иван:
– Поэтому я и не знал, как тебе сказать…
Юрий наконец понял, что Роевский не шутил и никто не пойдет на них, и бросился к Марине. Она совсем слабо подергивалась, и, холодея, Юрий понял, что это перебои в дыхании, легкие, словно шелковые ткани, опадали на смятую постель и больше не поднимались, увядали, растворялись в безжизненном беспорядке.
Он приложил ухо к груди Марины. Между еле слышными ударами проходила вечность.
– Ну можно же что-то сделать! Эй ты! – Юрий вскочил и схватил за грудки доктора. – Ну же! Укол! Стимулятор! Делай что-нибудь!
Тот только мотал головой и выкатывал глаза:
– Тут ничего нет! Антидот в операционной!
Юрий бросил его, схватил Марину – странное ощущение, будто не за что взяться. Положил на спину на пол, запрокинул ей голову и поднял подбородок.
Тридцать надавливаний на грудную клетку, два вдувания в рот.
Еще тридцать, еще два.
Какие холодные губы.
Дыши!
Еще тридцать! Два!
Давай, родная!
Юрий потерял ощущение времени.
Сколько прошло времени? Будто стало темнее.
Он поднял голову, перед ним сидел Иван.
Руки и ноги наливались свинцом, внутри пустело, пережатое спазмом горло мешало вдохнуть. Юрий все медленнее надавливал на грудь, в которой он, когда прикладывал ухо, уже ничего не слышал.
Чьи-то руки легли на плечи.
Голос Ивана:
– Все, Юр… Все… Она ушла. Остановись.
Капитан так и остался сидеть, прижав ухо к замершей, опустевшей груди.
Он вытянул руки и зарыл пальцы в шелковые волосы. Безжизненные. Он ощупал ее лицо, пальцами опустил ей веки.
Шум за окном становился все интенсивнее. Там шел бой.
Что теперь? Зачем?
Все зря?
Юрий сел.
Нофрин и Колян оставались на своих позициях. Его боль частично была их болью.
Хофман в страхе забился в дальний угол.
Нет, нельзя расслабляться. Надо выжить и вернуться ради Кирилла.
Ради сына.
От того, что он мысленно произнес это, мир снова будто исказило, как картинку телевизора. Это на самом деле?
Взрывы и автоматные очереди говорили, что да.
Но как же все по-другому.
Юрий перевел взгляд на Ивана.
Так значит, все это правда?
Сердце вдруг затрепыхалось, словно агонизирующий лев.
Но это значит, что завтра все? И Кирилл тоже?
Рано расслабляться! Значит, надо во что бы то ни стало выжить и развалить эти гребаные морозильники!
Иван вглядывался в планшет в связке с внешней батареей и рацией и вдруг потянулся за наушниками. Переключил несколько волн. Послышался слабый крик, заглушаемый помехами: