Но этому пришел конец. Баста! Иван чувствовал, что сердце в груди стало таким большим, что вот-вот разорвет ее и полковым барабаном устремится выбивать темп идущим к трону тирана.
Вдруг то там, то здесь, как грибы после дождя в мультфильме, стали появляться пункты выдачи продпайков. Они набухали карикатурными каплями и лопались, оставляя после себя реальные столы с тучными тетками, кричащими перед собой и вокруг, и по всему городу, и сосредоточенными счетоводами с блокнотами в руках, со звонящими кассовыми аппаратами, отмечающими очередной выданный паек. На людей хлынул поток каш, бутилированной воды, замороженных пельменей, молока…
И уже никто не движется к башне, а собирает рассыпавшиеся пакеты с яблоками, мандаринами и печеньями.
В воздухе вспыхивают слова: «Главное – стабильность!», «Любые перемены – это опасность!», «Неизвестность – это холод и голод! Это болезни и неопределенность!», «Зачем рисковать тем, что имеешь? Близкими, собой?».
И вот колбаса и мясо с рыбой в вакуумных упаковках уже сыплются с неба вперемешку с бутылками вин, виски, водки… Они плавно слетают к ногам толпы, задорно позвякивают при посадке и поблескивают – призывно, доступно.
Военные тоже остановились.
Иван рядом с полковником. Потянул его за рукав:
– Не слушайте! Не слушайте это! Вы же уже это проходили!
Но его самого никто не слушал.
Полковник деловито расставлял бойцов в оцепление, и они помогали всем организованно уносить пайки к себе домой. Улицы пустели.
– Это же только корм! Вы же люди! Нельзя менять еду на свободу!
Иван бежал среди редеющей толпы и заглядывал в довольные и раздраженно отворачивающиеся от него лица.
Набат!
Нужно бить в набат, чтобы они снова очнулись!
Иван поднялся на колокольню и схватился за веревки колоколов, чтобы удержаться от порыва колючего морозного ветра.
Он достучится.
Иван уперся и дернул языки бронзовых сфер.
Вы же не скот, вы же люди!
Колокола нестройно звякнули. Тихо, сухо. Звук словно умирал, только отлетая от звонницы, и сыпался вниз высохшими трупиками птиц…
Люди!
Звук становился все тише.
Иван напряг все силы, тянул на себя, перебегал и тащил в противоположную сторону.
Наконец звук вернулся громогласными взрывами, и он понял, что стучит в двери. Огромные трехметровые черные дубовые двери с бронзовыми ручками и кольцом, на котором красовался символ треугольника с глазом внутри, от которого исходили лучи. Иван брезгливо отдернул руку и отошел на шаг.
Это была дверь в Башню. Справа и слева, скучая, стояли в карауле затянутые в парадную форму и не обращающие на него внимания солдаты.
– Зачем стучишь? – раздался голос в пустоте. – Мешаешь. А там тебя все равно никто не слышит.
Иван обернулся на пустые улицы, замусоренные пакетами и упаковками от проднаборов. Люди разошлись по домам, и из окон все чаще слышались радостные нетрезвые крики и песни.
Иван снова повернулся к двери и попятился, сжимая кулаки и задирая голову на уходящие в небо бесконечные стены.
– Я вас ненавижу!
Это негромко сказанное упало к основанию, впиталось в фундамент, вызвало едва заметную волну дрожи по стенам, снизу к невидимому в облаках пику.
– Думаете, что, поднявшись и запершись в этой Башне, вы сравнились с богами? Но вы просто воздвигли стену от тех, кто мог бы вам напомнить, что вы такие же смертные!
Башня снова задрожала, и откуда-то сверху посыпалась штукатурка и ухнула рядом часть облицовочной плиты.
В пустоте снова материализовался голос:
– Эту башню построили сами люди. В этой башне лежат кирпичи, принесенные каждым из вас. Эта башня нужна вам самим.
Иван затрясся:
– Вся ваша Башня стоит на лжи! На разъединении народов! Вы добились того, что никто больше не понимает друг друга!
Башня чуть просела в грунт, подняв облако пыли и оглушив запаздывающим грохотом.
Голос продолжал негромко, но с задором:
– Не мы вас разъединили. Вы сами отказываетесь слушать. Это надо вам! Это надо вам!.. – Голос стал походить на шелест.
Иван протер глаза и торжествующе выплюнул слова:
– Я уничтожу тебя!
Но вместо того, чтобы рухнуть миллиардами частиц и быть развеянной по миру ветром и забытой, покосившаяся Башня вдруг словно стала четче, резче, реальнее.