Выбрать главу

Сорокин окликнул Нофрина:

– Сержант, сейчас ведь только третий час дня?

Нофрин вскинул руку с часами и подтвердил:

– Так точно, товарищ капитан. Четырнадцать двадцать пять.

Сорокин оглядывал тела, от которых теперь отворачивался Иван. Потом снова обратился, судя по всему, к Нофрину:

– Странно, что они все уже того… Наш доктор говорил, что два часа дня – это самый пик паралича. Сердце будет останавливаться через часа два-три. А сейчас им еще рано. – По голосу капитана чувствовалось, что ему не по себе. – Ошибся, значит, доктор наш. А говорил, что практически никогда не ошибается.

А еще Сорокин, похоже, пытался себя в чем-то убедить. Или, по крайней мере, о чем-то не думать.

Слюна снова стала горькой, а ноги вдруг ватными, и Иван пошатнулся, ловя равновесие.

Сорокин оглянулся на него, но никак не прокомментировал. Они секунду смотрели друг на друга, и по глазам спецназовца Иван понял, что прав: они подумали об одном.

– Стой, сержант, – остановил Сорокин конвой, все так же глядя на Ивана.

Когда сержант повернулся к нему, капитан сделал несколько шагов к крайнему телу. Иван нехотя следил за ним.

Это был лежащий на спине тучный мужчина в замызганном пальто, разрезанном на бочкообразном животе и разложенном по сторонам. Возможно, собаки, а может, и вороны недавно вытащили похожие на красных змей кишки, набухшие на черной ткани и рядом на асфальте. Но не это заставило закружиться голову Ивана. Со всего туловища была снята кожа. Наверное, ненужный кусок ее валялся тут же грязной скомканной тряпкой в луже крови.

– Я присяду, я не могу… – Девушка села прямо на асфальт спиной к Сорокину.

Левин остался стоять в прострации, не в силах отвести взгляд от картины…

Сорокин задумчиво стоял метрах в пяти от тел:

– Что-то крови много…

Нофрин подумал и выдвинул объяснение:

– Так его ж освежевали. Что ж удивительного?

Сорокин покачал головой:

– У мертвых не может так много вытекать.

– Так, может, недавно? – предположил Нофрин.

Капитан сплюнул и тяжело посмотрел на сержанта:

– А ну проверь.

Нофрин даже опешил:

– Я?

– Нет, я! Давай бегом!

Нофрин нехотя спустил Кирилла и поставил рядом с Иваном. В какой-то момент мальчик оглянулся и посмотрел на тело. У Ивана сжалось сердце, когда Кирилл подбежал с расширенными от ужаса глазами и уткнулся ему в бедро.

Нофрин почесал затылок:

– А как проверить-то?

Сорокин с нажимом уточнил:

– Сердце послушай.

Нофрин с трудом сглотнул и осторожно присел рядом с телом, стараясь не наступить на раздутых «змей» и не выпачкаться в красном. Он поднял с земли одну полу пальто и дотянул ее на лишенную кожи плоть груди. Затем наклонил голову, прижал ухо к ткани и замер.

Прошло несколько секунд, и Сорокин не выдержал:

– Ну?

Нофрин вдруг дернулся назад, наступил на скользкое место и упал на заднюю точку. В следующее мгновение он повернулся набок, и его вырвало.

Когда он поднял голову, вытирая рот рукавом, Сорокин не стал задавать никаких вопросов – все и так читалось в безумных глазах Нофрина.

– Но как?.. – Сорокин тупо смотрел на тело, а потом поднял ствол и выстрелил толстяку в голову.

Сидящая на земле девушка вскрикнула и начала всхлипывать.

Капитан забросил автомат за спину и приказал деревянным голосом:

– Пошли.

Нофрин снова взял Кирилла на руки, а Левин помог подняться на ноги жене.

Иван словно во сне переставлял ноги, не понимая, где он. Их всех погрузили в огромный аквариум или на дно моря. И они дышали в пузыре, с шипением выпуская воздух. Видели все через искажающую выгнутую поверхность. И только сердце бухало, многократно усиленное подводным эхом.

Иван споткнулся и вывалился в реальность, словно хлыстом ужаленный страхом наступить на кого-то…

Людей становилось все больше. Десятки и сотни. Иван ущипнул ногтями запястья скованных за спиной рук. Нет, он не спал.

И попадающиеся теперь тела с отрезанными конечностями и снятой кожей тоже были частью реальности.

Весь город стал бойней, разделочным цехом. И такое было везде. Не только в их городе и не только в их стране.

Это ж сколько душ…

В груди заклокотало. Иван скрипнул зубами.

Нет, лучше умереть от пули, чем дать с собой сделать такое. Надо бежать.

Пусть без всяких шансов на спасение, главное, чтоб наверняка! Чтобы не оказаться недобитым на операционном столе, не прийти в себя от того, что с тебя снимают кожу, и не обнаружить, что не можешь даже моргнуть или закричать.