Иван прикусил губу и остался упрямо глядеть рослому спецназовцу в район шеи.
Неожиданно за него вступился Нофрин:
– Да ладно тебе, капитан. Дай ему последний раз поссать нормально. Хоть тут людьми останемся.
Сорокин пожевал щеку, посмотрел в ту сторону, откуда они пришли. Что-то изменилось в его лице, и, не глядя на Ивана, он устало проронил:
– Ладно. Лови. – И бросил Нофрину ключ от наручников, который тот поймал одной рукой, а второй поставил на землю Кирилла.
Жаль. Иван надеялся, что капитан сам подойдет открывать наручники. А так будет стоять настороже.
Нофрин подвел Кирилла к Левину и сказал:
– Постой тут минутку, ладно?
Сержант подошел к Ивану. Небритые щеки, казалось, ввалились еще глубже, обтянув скулы.
– Я перестегну наручники спереди.
Иван кивнул и развернулся, подставляя руки. Сорокин стоял метрах в четырех. Это максимум две секунды, если тот совсем тормоз. Но много ли тормозов в спецназе?
Колючий ветер подхватил в ветвях отдалившийся присвист турбины бульдозера. Прямо под ногами у Ивана валялся пустой ботинок. Хотя нет… Не совсем пустой…
Со следующим ударом сердца Иван перевел взгляд на просвет среди голых ветвей деревьев, в который проглядывала Башня, возвышающаяся над всеми домами и словно разбухшая, налившаяся насосавшейся крови пиявкой.
Он не успеет. Пока он будет возиться с Нофриным, Сорокин его просто пристрелит.
Вдалеке в небо вдруг начала подниматься стая воронья, вспугнутая кем-то.
Достать Сорокина он точно не сможет. Единственное, что Иван мог успеть, – это добежать до Кирилла…
Щелчок, звякнувшие стальные кольца – и давление металла на запястья пропало. Иван развернулся, сводя руки перед собой.
И что же Иван сделает? Свернет пацану шею? Выстрелит, если удастся завладеть пистолетом Нофрина?
Сорокин облокотился о ствол рябины, на которой птицы еще не склевали ягоды. Небритый, похожий на Бармалея Нофрин снова защелкнул браслеты, правда уже не защемив кожу. Справа было еще одно дерево – клен вроде, и Иван сделал к нему шаг, мельком взглянув на Кирилла. Совенок сидел на корточках, обхватив колени руками, и наблюдал за ним.
– Я быстро, – хрипло выговорил Иван и подошел к стволу. Расстегнул молнию джинсов.
Руки дрожали. Колени тоже.
Он стоял и не мог помочиться; в прогалине между ветвей вороны наконец улетели, и снова показалась Башня.
Последнее желание. Обычно курят сигарету.
А рябину ближайшие дни птицы клевать не будут. Они тут все наелись…
Первые капли с болью прошли на выход через сжавшийся мочеток. И наконец струя с брызгами устремилась к дереву.
Легче всего умереть и ни за кого не отвечать. Не делать никакого выбора.
Иван встряхнул и заправился. Застегнул молнию.
Он просто не сможет причинить вред Кириллу. Как не может и допустить, чтобы мальчика довели до больницы.
Иван развернулся и сделал шаг к Нофрину.
Он не может принять ни один вариант, ни другой. В животе холодела пружина, а кровь вдруг так загустела, что удары сердца замедлились…
У него нет выбора.
Это не выбор.
Иван сделал еще шаг к сержанту и поднял руки, протягивая опять наручники.
Нофрин озадаченно оглянулся на капитана за разрешением перековать Ивана обратно.
Вот его ухо, открытая шея. На поясе кобура с оторванным кожаным клапаном и торчащей черной рукоятью пистолета.
Иван, не замедляясь, сблизился с Нофриным, и пока тот запоздало попытался сделать шаг назад, провел ложное движение руками в наручниках в голову, а когда Нофрин рефлекторно бросил руки в блок, прямо с шага ударил его ногой в пах. Когда тот начал сгибаться, Иван подскочил еще на шаг, выдернул пистолет из кобуры и догнал предателя основанием рукояти в висок. Получилось на излете, и Иван тут же присел, чтобы удобнее перехватить оружие и найти, где там сраный предохранитель.
Нофрин завалился вправо, открывая уже делающего шаг в сторону Ивана спецназовца.
Лепесток предохранителя сдвинулся, и Иван тут же направил пистолет двумя руками на Сорокина и нажал на курок. От отдачи пистолет чуть не вылетел из рук.
Сорокин дернулся, но не остановился. Почему он не падает? Стрелять еще! Выше бронежилета. В голову!
Иван снова нажал на курок, но капитан уже был рядом – как же он так быстро двигался! Жесткий удар по рукам выбил пистолет на землю, а следующий удар под дых резко бросил в лицо обломанные ветки на земле. Сияние боли поднялось от живота к замершим легким и хрипящему горлу, в котором так и застряли слова: «У меня не было выбора».
Голову Ивана резко дернули вверх и вбок, и перед ним расплылось лицо Сорокина, который медленно и негромко сказал: