– Я очень хочу тебе вырвать кадык. Еще в части хотел. И только то, что я знаю, что тебя ждет в больнице, помогает мне держать себя в руках. Я не дам тебе так легко умереть.
Иван тщетно пытался сделать вдох. Но спазм мышц не проходил, и в глазах стало темнеть. Паника же не приходила. Иван несколько отстраненно, будто со стороны, наблюдал за своим скорчившимся телом.
Ничтожество.
Он упустил шанс.
Он оставил умирать Кирилла.
Потому что испугался испачкать свои руки.
Капитан отпустил его, и Иван снова уткнулся лицом в землю, но в следующую секунду смог сделать жадный вдох. Потом закашлял и снова вдохнул, и перевернулся набок. Свет снова возвращался.
Кирилл сидел на земле, опустив лицо на колени и закрыв голову руками.
Теперь Иван не сможет ни о чем не знать. Его побег от самого себя, от ответственности провалился. Он слизняк, из-за которого подвергнется пыткам ребенок.
Сорокин присел и придавил коленом предплечья Ивана, лежащего на животе, и схватил его кисти. Голос его все так же был тускл и невыразителен:
– Из-за тебя этим утром погиб мой лучший друг. Он умер у меня на руках от потери крови, когда ему гранатой оторвало руку.
Иван, видя Сорокина со спины, понял, что тот достал нож, и почувствовал, что ему еще сильнее вывернули правую кисть. Капитан продолжил:
– Я тут подумал, им ведь печень твоя нужна? Верно? И без пары пальцев на руках ты не перестанешь быть донором, а делать глупости больше точно не захочешь.
Рядом зашевелился Нофрин.
Иван напрасно пытался вырваться. Сорокин, легко удерживая его, бросил сержанту:
– Нофрин, ну ты лох. Как ты?
– Нормально, товарищ капитан… – ответил сержант, стирая кровь с виска и морщась при сгибании.
Корпус Сорокина закрывал от Ивана его собственные руки и то, что капитан собирался сделать, но выражение лица Нофрина, который тяжело поднялся и бросил взгляд в их сторону, не оставляло иллюзий. Иван перестал биться под тысячетонной скалой тела спецназовца и, повернув голову набок, посмотрел на холодное небо с куцыми облачками.
Знает ли он, что-то такое боль? Надо привыкать. Сегодня ее будет много. Если бы только можно было взять себе и долю Кирилла.
Холодный металл коснулся основания безымянного пальца правой руки Ивана, и он, подобрав губами ветку с земли, сжал ее зубами.
Громкий выстрел заставил Сорокина дернуться и завалиться назад прямо Ивану на голову.
Резкая боль пронзила правую ладонь.
Тиски захвата ослабли, Иван вытянул руки, а потом и голову из-под капитана.
Над ним стоял Нофрин с пистолетом в руке:
– Куда ты все торопишься?
Иван чуть отполз назад, но сержант спрятал пистолет, достал ключ и сказал:
– Руки давай.
Левая щека и плечо гимнастерки Нофрина были залиты кровью. Удар рукоятью пистолета довольно глубоко рассек кожу.
Иван попытался подняться, с опаской:
– Нофрин. Сергей. Так ты… Ты не с ними?
Спецназовец как сидел на руках Ивана с ножом, так и завалился назад с простреленной головой. С ладони Ивана капала кровь: уже мертвый, Сорокин, падая, чиркнул лезвием.
Сержант снял наручники:
– Мы с Кириллом сами по себе. С тех пор как Юрки, а потом и полковника не стало. А не арестовали меня из-за моей сестры, которая жена их командира, что тебя в больничку отправил.
Кирилл наконец подбежал к Ивану, и он стал на колено, чтобы крепко обняться с совенком.
Нофрин продолжил:
– Тут за городом караван собирается. Ждут до шестнадцати. Еще час. Надо успеть.
Детские пальчики, как птичьи коготки, впились в плечи Ивана.
– Теперь все будет хорошо, – бормотал Иван, гладя мальчика по голове.
Потом поднял голову к Нофрину:
– И куда потом?
Тот усмехнулся:
– Для начала подальше отсюда, а там видно будет.
Нофрин снова поморщился и осторожно пощупал у себя в паху:
– Дохлый-то дохлый, но каков пакостник. И ведь чуть все не испортил.
Иван оторвался от Кирилла и посмотрел на Левина с женой, которые все это время так и стояли, прижавшись друг к другу, не пытаясь сделать даже шаг в сторону.
– Извини, Серег. А что с этими?
– На них у меня планов не было. Даже на тебя, вообще-то, – хмыкнул Нофрин.
– Ну не бросать же их тут.
Левин так и стоял с бараньими глазами, в которых не выражалось ничего, кроме ожидания приказаний и раболепия.
Нофрин ответил с сомнением:
– По мне, так и бросить. Вон он все равно подругу свою привел сдавать. Вот пусть и ведет дальше. Тут до больницы пара шагов осталась.
Иван не согласился:
– Не по-людски это.
Не важно, что они просто стадо. Как и большинство. Это и так понятно. Главное, что есть и другие, которые живой пример того, что любой может встать и выйти из стада, перестать быть его частью. У каждого есть выбор.