— Может быть, шок? — предположила Бугго, но старший помощник покачал головой, о чем-то напряженно размышляя.
— У него еще лодыжка повреждена, — произнес Пассалакава. — Трещина — самое малое. Буду делать пока тугую повязку.
Халинц вдруг дернулся и отчетливо произнес:
— Невидимые обезьяны не плачут.
— Истинная правда, — пробормотал Хугебурка и повернулся к дверям каюты, где толпились курсанты. — Ребята, у кого еще есть наркотики?
Мгновенное замешательство сменилось шушуканьем. Бугго быстро сказала:
— Полагаю, ни у кого. Разойдитесь.
Курсанты скрылись.
Халинца забинтовали, укрыли одеялом и оставили, включив устройство внутренней связи у него в каюте на передачу, так что если он вдруг начнет стонать, хрипеть или звать на помощь, это услышит вся «Ласточка».
— А если он умрет молча? — спросила Бугго у своего старшего офицера.
— Значит, судьба его такая, — философски отозвался тот.
Они сидели в кают-компании и пили контрабандную злягу, вонючую, как сапог, и очень крепкую.
— Вы думаете, они прихватили с собой в рейс наркотики? — спросила Бугго.
— А у вас имеются сомнения? — Хугебурка поглядел ей в глаза холодно и пьяно. — Всегда предполагайте худшее, капитан.
Бугго опрокинула вторую стопку. Благодаря резкому запаху зляги Бугго не пьянела. Тело ее тяжелело, прирастало к стулу, а голова делалась все более и более ясной. И все-таки оставалась одна вещь, которая по-прежнему ускользала от понимания. Бугго угадывала ее наличие, но не могла даже предположить, в чем она заключается.
А заключалась она вот в чем. Трубка с раскуренным «порошком воображения» хоронилась под рассыпанными бревнами, тихо тлела и гаснуть не собиралась. Легкие призраки выбрались из ее красненьких недр и принялись бродить между сухими стволами, тыкаясь то туда, то сюда в поисках выхода. Кора под их прикосновением ежилась и чернела, а потом вдруг что-то выстрелило сразу в нескольких местах, и в темноте протянулся длинный яркий хлыст, который сразу же рассыпался монетами искр.
— На «Ласточке» случались аварии? — спросила Бугго у Хугебурки.
— «Ласточка» бывала даже в сражениях, — отозвался тот.
— А при вас?
— При мне еще нет. Но ведь и я здесь сравнительно недолго.
— Все-таки странно это — с тросом, — продолжала Бугго. — Завтра осмотрим все как следует.
Она с трудом поднялась и сразу упала обратно на стул. Хугебурка подхватил ее под мышки.
— Я провожу вас.
— А? Отлично! — Бугго обвисла у него на руке, и вдвоем они покинули кают-компанию.
А во втором грузовом становилось все светлее, и зарницы бродили уже по низкому потолку, вызывая к жизни подвижные тени.
Хугебурка разбудил капитана в пятом часу утра.
— В трюме пожар! — объявил он.
Бугго села, тряхнула головой.
— Не поняла ни слова, — проворчала она. — Еще раз.
— Пожар. Груз горит, — повторил старший помощник.
— Какой груз?
— Бревна.
— Слушайте, Хугебурка, вы когда-нибудь спите? — осведомилась Бугго и тут же изумленно ткнулась зубами в стакан с водой. Она сердито посмотрела на стакан, разглядела сквозь стекло пальцы, которые, как ей показалось, плавали прямо в воде, — красновато-коричневые, с обломанными черными ногтями.
— Пейте, — велел Хугебурка.
— Я сама. — Она забрала у него стакан (пальцы исчезли). После третьего глотка до Бугго добрался смысл всего сказанного прежде.
— Груз горит? — вскинулась она. — Погодите… На схеме были обозначены огнетушители… Где план грузовых трюмов?
— Огнетушители пусты, — бесстрастно сказал Хугебурка.
— Что? — не поверила Бугго.
— Пусты, — опять сказал старший помощник. — Я только что проверил.
Первое, что ощутила Бугго, было острое, почти невыносимое чувство идиотизма. Как будто весь мир вдруг бесстыдно явил свою первородную глупость, а главной дурой выставил ее самое, Бугго.
— А где же полные? — спросила она в полном соответствии с этой своей ролью.
— Вероятно, там же, где новый трос, — пояснил старший помощник.
— Что будем делать? Отвернитесь, я оденусь, — велела Бугго.
Хугебурка послушно уткнулся носом в стену и начал перечислять:
— Закроем переборки. Часть груза и почта уцелеют.
— Уцелеют?
— Возможно, — добавил он.
Визгнула «молния» на комбинезоне.
— Готово, — объявила Бугго. — Поднимайте остальных. Я зайду к Халинцу и сразу спущусь.
Халинц лежал у себя в каюте тихо. На бинтах выступили коричневые пятна, губы во сне оттопырились и влажно поблескивали. Бугго потрогала его руку, посчитала пульс. Халинц сладко, от души вздохнул и повернул голову на щеку.