— А если это засека?
— Да какая засека? В засеке смысл и аккуратность, а тут… Вон, поломано все…
— Не топором — колдовством…
Люди заговорили разом, вычерпывая из себя страх. Все ведь думали об одном и том же: тот, кто сделал это с матерым лесом, не постесняется сделать это и с теми, кто пришел посмотреть на все это.
— Да что тут случилось-то? — не скрывая удивления, спросил кто-то.
— Черт прошел, — ни мгновения не сомневаясь, отозвался Средний Брат Терпий. Сказал он это сквозь зубы, словно не говорить хотел этими словами, а плеваться. — Ибо сказано: «След его горе, след его печаль, след его беда!»
Он смотрел на другой берег из-под ладони, ожидая подвоха оттуда, от поваленных и расщепленных стволов. Эркмасс чуть наклонил голову, словно прислушивался.
— Да мы, монах, до беды еще не дошли… — ухмыльнулся Эвин.
— Погоди, — отозвался Брат по Вере, правильно уловив в его голосе насмешку. — Погоди, дойдешь…
Переправиться через ручей им никто не помешал. Кони осторожно вошли в воду и, не испытывая тревоги людей, перешли на тот берег. Вода дробилась под копытами, ломая отражения латников, очертание высокого берега и раскинувших ветки деревьев. Они изредка взмахивали ветками под порывами ветра. Эвин прислушался. Ничего. Только вода позади журчала, и сколько он не прислушивался, ничего он в этом журчании не разобрал. Старики говаривали, что кое-кому удается в этом шуме расслышать голоса духов воды, узнать будущее, но ему это никогда не удавалось.
— Трусят, демоны — то, — сказал кто-то негромко. — Никто не вышел…
Он оглянулся на Среднего Брата, подумав, что слышит его голос, но тот, против обыкновения, молчал. Кто-то с надеждой спросил.
— Может быть, их и нет вовсе? А? Демонов-то?
Средний Брат Терпий усмехнулся, но не успел сказать ни слова. В этот миг, где-то за деревьями, послышался рев, и над лесом огненным шаром поднялось новое солнце. Оно гляделось небольшим — не больше кулака, но свет его отбросил резкие тени на песок, заставив латников зажмуриться или загородиться ладонями.
Оставляя за собой толстый дымный след, новое светило рванулось в небо.
Все всё видели, но никто слова не сказал.
Не нашлось слов ни у кого.
Оно и понятно — если происходит что-то, что в голове не укладывается, откуда слова возьмутся?
Эвин смотрел, как свет поднимается все выше и выше, и челюсть у него потихоньку ехала вниз. Свет уходил верх, становился меньше и меньше. Человека убить — понятно, но новое солнце… Оно мелькало в разрывах облаков, но не пропадало. Каждый, кто тут стоял смотрел за ним, пока в небесах не грохнуло что-то оглушительно. Это не походило на драконий рык, это вообще ни на что не походило, и поэтому ждать после этого можно было чего угодно. Эркмасс первым справился с растерянностью и спокойно отдал команду, которую все тут ждали.
— Спешится. Тетивы натянуть.
Едва успели.
— Вон они! Вон!
Небо над головами уже набухало новым чудом. Две огромные оранжевые птицы, раскинув крылья, парили над рекой…
… Нас несло прямо на берег, и ни высоты для маневра, ни времени для него у нас уже не имелось. Ну, секунд 20–30 не больше.
— Дальше, дальше! — проорал Чен, размахивая руками, словно я нуждался в чьих-то указаниях. — За реку давай!
Местные там внизу, тоже орали, но за шумом ветра я ничего не слышал, хотя, что там слушать? Большого ума догадаться, что там они кричат, не требовалось. Я отвлекся, пытаясь рассмотреть лица, и не увидел самого главного. Над ухом противно вжикнуло, добавляя холоду спине, и над головой послышался треск. Лучники, мать их…. Автоматически я поднял взгляд и сразу понял, что ошибся. Никакие это не лучники. В распахнутом над головой крыле небесной голубизной светились несколько отверстий, таких аккуратных, что ни стреле не пробить, ни птице проклевать, ни короеду какому-нибудь прогрызть. Одно из них пришлось как раз на ребро жесткости, и крыло стало ощутимо дрожать. В это не хотелось верить, но как не верить собственным глазам? Да и после сбившей нас ракеты верилось во все сразу.
Ракеты этим паразитам, правда, для нас пожалели, а вот стрелковое оружие задействовали! Гады!
— Чен! Чен!
Китаец откликнулся мгновенно. До него они там, похоже, еще не добрались, но и он ждал неприятностей снизу.
— Что?
Над головой захрустело, и прямо на глазах дырки стали соединяться трещинами. Не прошло и секунды, как поток воздуха загнул кусок крыла вверх и обломил его. Если так и дальше пойдет…
— Там, внизу, пулемет!
Молодец, все-таки Чен! Не стал переспрашивать, уточнять, а мгновенно нырнул вниз, ближе к воде. Мне волей-неволей пришлось сделать тоже самое — ущербное крыло потеряло устойчивость и кренилось, словно зачерпнувшая воду лодка. Косо, боком, я начал падать и меня не покидало противное чувство, что кто-то со злым прищуром ловит меня в перекрестье прицела.
Наш маневр не остался незамеченным. Отряд под нами разделился и часть всадников, спешившись, рванула вдоль берега.
Я оказался почти прав. Имелся и прицел и злой глаз, только, как оказалось, смотрел он уже не за мной, а за Ченом. Выстрелов я не услышал, зато увидел, как Ченов планер прямо на глазах развалился на куски, располосованный очередью. Пластик брызнул осколками, Чен вскрикнул, выругался. Скорее всего один из снарядов попал в узел крепления и через мгновение Чен, тяжелой каплей отделившись от остатков планера, уже летел вниз.
На наше счастье мы уже успели залететь за середину реки, и он врезался в воду, а не в землю.
Наблюдая за товарищем, я совсем забыл про туземцев, а напрасно. Хозяева планеты, доскакав до берега попрыгали с лошадей и, по колено зайдя в воду, стали пускать стрелы. Чен в реке казался им, наверное, добычей боле ценной и мне позволили пересечь реку и упасть на берег.
Крыло ткнулось в песок и с хрустом переломилось. Меня отбросило вперед, перевернуло несколько раз. Остановился я только тогда, когда пропахал в песке изрядную борозду. В пять секунд я отплевался от песка и посмотрел на товарища.
Слава Богу, Чену хватило везения залететь за середину реки. Его и лучников теперь разделяли метров триста и те гурьбой бежали к нему по берегу, на ходу опорожняя колчаны, ориентируясь на оранжевое пятно планера.
На наше счастье его остатки не утонули и теперь легко скользили по воде, словно всю жизнь только этим и занимались. Оранжевое пятно тащилось вниз, все дальше и дальше, к далекому повороту, и вместе с ним скользил и Чен. Он несколько долгих секунд возился там, ныряя и выныривая словно дрессированная выдра, но все же бросил его и, взмахивая руками, поплыл к берегу. Лучники заорали еще громче.
Конечно, живой небожитель тоже что-то стоил, но и терять оранжевую добычу никто не захотел. Не прекращая орать, самые смелые, побросав луки на берег, полезли в воду. Один вообще бросился в реку прямо на коне, как будто это что-то решало. Над водой взметнулся гвалт, лошадиное ржание и, наверняка, ругань. Никто не хотел уступать добычу товарищам.
Кто-то самый сообразительный, в воду не полез, а рванул вдоль берега. До меня долетел топот копыт, быстро, впрочем, оборвавшийся. Обогнав планер, всадник, под разочарованные крики отставших, дотянулся до него и потащил к берегу. У него это получилось куда как ловчее, нежели чем у Чена.
Мелькнула мысль, что возможно, они этим и ограничатся, но — нет.
Лучники, что брели к нам, на планер внимания не обратили. Им хотелось взять именно нас.
Я смотрел на все это с замиранием сердца. Оба мы бывали в переделках, но там приходилось иметь дело с людской хитростью, безмозглым железом или обстоятельствами, а тут…. Тут ярким пламенем пылала азартная злоба. Туземцы орали что-то непонятное, но я и без всякого переводчика догадался, что вряд ли это означает «добро пожаловать» или «милости просим». В голосах не слышалось ни одной радостной ноты, а всего лишь жажда крови.
Приподнявшись на локтях, я смотрел, как Чен выгребает, борясь с течением, пока не сообразил, что раз туземцы не видят меня, то все стрелы достаются ему и, вскочив, заорал, замахал руками.