Он потрогал голову. Рана подсохла, и кровь на ставшей сухой и жесткой повязке перестала пачкать пальцы.
— Как это он мне со спины зашел, что я не почуял?
Прислушиваясь к очередной порции криков, Кори, сидевший за раскладным столом, невпопад ответил.
— Ничего. И наши не промах.
На столе перед ним стояли кувшины, лежала краюха хлеба. От этого в палатке теперь пахло не только речной сыростью, но и вином и съестным. Эвин почувствовал голод и попробовал подняться. Получилось. Под ногами мерзко заскрипели остатки демонических крыльев.
Он с отвращением отбросил кусок неразгаданной загадки.
— Да кто спорит? Только ведь такого, сам понимаешь, чтоб поймать, сперва увидеть надо, а у нас не то что латники, а и Братья его не видят.
Спросив взглядом разрешения, он налил вина в кружку, подхватил хлеб. Не зная еще, как относится эркмасс к Братьям по Вере, сказал со всей деликатностью.
— Нет у них, что ли, нужной благодати… Или, наоборот, что-то лишнее.
Эркмасс выругался. Слова задели за живое.
— Да что Братья? Ничего удивительного — греховодник на греховоднике.
Эвин осторожно отодвинул кувшин подальше от края. Уж больно огорченным гляделся хозяин Саара, а в кувшине каспедийское, да поболее половины кувшина. Жаль будет, если разобьет… Он поставил свой кубок, тронул рукавом губы.
— Не поймаем мы никого сегодня. Нужно завтра. Днем.
Эркмасс это и сам понимал. Взгляд его упал на крылья.
— Думаешь, он вернется?
В голосеслышалось даже не сомнение, а уверенность в том, что все будет иначе. И дураку было ясно — не нужны демону крылья. Тот, кто к ним приходил, взял всё, что хотел. А хотел бы взять что-нибудь еще, так вернулся бы и взял. И никто ему не помешал бы! Эвин покачал головой. Он и сам думал точно так же.
— Не думаю. Что ему тут делать? Он что хотел — взял. Но поймать-то его все равно нужно…
— Да. Самолюбие подстегивает…
Подданный Пальского князя улыбнулся. Кожа потянулась, и щеку кольнуло болью, но Эркмасс оскалился в ответ.
— Вот и поймаем. Тень не меч — в ножны не спрячешь…
… То, что на наши радиопереговоры ракетчики не отреагировали, могло оказаться и счастливой случайностью. Не могли же они и в самом деле контролировать весь эфир, наверняка не имелось у них такой необходимости, а вот аварийные частоты….
В конце концов, не напрасно же они сбили аварийный буй?
Похоже, я сказал это вслух и Чен встрепенулся.
— А вот мы сейчас это и проверим с пользой для дела. Достань-ка «птичник».
Наверное, выражение, что появилось на моём лице и заставило его улыбнуться. До чего обидно, когда на сложные вопросы кто-то другой, а не ты, даёт такие простые ответы, что стыдно становится! И я ведь знал, что в наших пожитках есть и такая техника. Знал, но даже не подумал об этом! В каждом НАЗе имелось несколько «воробьев».
Чен опустил лицевой щиток, и я последовал его примеру.
Мир вокруг стал прозрачным, но смотреть то, что находится вокруг нас, мы не собирались — опасность таилась не рядом, в недавно покинутом нами лагере, а далеко. Там, где из земли торчали остатки «Солнечной короны», там, где ракетчики, возможно прямо сейчас, отмывали испачканные по локоть в крови руки.
Он проверил «воробья» и удовлетворенно кивнул. На мелкую технику наша вынужденная посадка никак не повлияла. То, что мы меж собой называли «воробьем» официально носило название Мобильный информационный центр. Летающая камера могла передавать звук и картинку на расстоянии до 40 километров. Этого нам вполне хватало.
Резкое движение рукой и, едва слышно засвистев, «воробей» ушел в небо. В секунду он скрылся из виду, потерявшись на фоне звезд.
Расчет был прост. Если ракетчики всерьез контролируют эфир, то они засекут передачу с «воробья» и как-то отреагируют. Вот это «как-то» меня и интересовало больше всего. Что мы выдадим себя, я не боялся — в том, что мы остались живы, сомнений у недругов быть не должно. А опасаться следовало одного — очередной ракеты, пущенной по пеленгу. Но это-то пусть. «Воробей» начнет передачу, только поднявшись повыше.
Мы рассчитывали получить и еще один плюс от «воробьиного» порхания.
Что такое неприятности, связанные с недостатком информации мы с Ченом отлично представляли. Именно поэтому нам требовалось получить хоть какую-то карту, хотя бы даже примитивный план окрестностей.
Да, конечно остатки транспорта, будь ночь посветлее, мы отлично увидели бы и отсюда, но вот все остальное загораживали деревья. Что таилось за ними, не знал никто, кроме тех, кто разъезжал по лесу с пулемётами, а нам ведь предстояло туда идти. Лично мне очень не хотелось, чтоб все, что скрывал от нас лес, выяснилось бы в самый последний момент и стало бы для нас неприятной неожиданностью.
— Ну…
— Погоди.
«Воробей» поднялся довольно высоко.
Друг-китаец коснулся планшета, включая у информационного модуля режим активной локации, и аппарат дал феерическую картинку поверхности. Темнота, что висела над землей, нашего посланца совершенно не касалась. Умная техника сканировала поверхность во всех диапазонах: от оптического до инфракрасного и посылала картинку на наши планшеты.
Лес за рекой перестал быть черным монолитом. Он наполнился яркими пятнами отраженных сигналов. Самым ярким пятном, конечно, был корпус корабля, но и вокруг него лежало немало всякого интересного.
— Металл…
— Несомненно. Знать бы что это. Давай-ка поближе…. - я тряхнул шефа за рукав. — Пусть над лесом полетает… Вон там видишь как блестит многообещающе?
— Погоди. Сейчас.
Чен не торопился. Своё любопытство он, похоже, задушил и эмоциям, как и полагается хорошему начальнику, не поддавался. А может быть просто терпелка у него была больше моей.
Минут пять «воробей», поднимался все выше и выше, давая панораму реки и леса. Планшеты в наших руках стали похожи на самые настоящие карты, на которой уместились и река и лес и даже какие-то развалины позади нас.
— Ну, хоть что-то, — наконец довольно сказал коллега. Он пальцем потыкал в планшет, обозначая места, где «воробей» засек скопления металла. — Груз-то как разнесло… Я полагаю это все из него повылетало…
— Груз? Вряд ли… Что он вез? Лабораторное оборудование?
— Вроде бы…
— Ну вот… А тут такие куски металла. Это, скорее всего, куски корпуса.
— Не знаю, не знаю…
— Ну, вот и узнаем… Давай теперь вперед. За реку. Вблизи поглядим нельзя ли там чем поживиться…
Чен не возражал. Картинка на экране сдвинулась. «Воробей» не спеша двинулся вперед, к лесу, где, как водится, и таилось все самое интересное.
Я добавил увеличение. Теперь под нами плыл лагерь. Огней там стало меньше, да и туземцы успокоились. Никто не бегал, не метался из края в край, не бряцал оружием.
— Перебесились.
— Скорее умаялись и отложили всё на завтра…
— Не все. Вон смотри!
Полтора десятка невооруженных людей чуть в стороне от лагеря то ли прыгали в такт, то ли плясали. Причем даже мне, постороннему человеку, видно было, что плясали явно для души — никого за ним не наблюдал, да и в темноте, что лежала на земле, толком рассмотреть их из лагеря никто не мог.
Да и смотреть-то на них тоска брала. От такой пляски на душе становилось неуютно. Плясали людишки не просто так, а заунывно, нагоняя грусть.
— Самодеятельность… — пробормотал я. — Любители балета…
Я смотрел на плясунов, а они быстро уплывали за обрез планшета и вдруг… пропали. Планшет потемнел, и его залила та же темнота, что заливала мир вокруг нас. Я посмотрел на Ченов монитор, но и там картинка исчезла…
— Сигнал отсутствует, — сообщил информатор. — Сигнал отсутствует…
Не случилось ни вспышки в небе, не грохота. Просто в один момент наши планшеты погасли и — все. Нам этого оказалось достаточно….
Сегодняшнее общение с ракетчиками не прошло даром. Наверное, мы оба подсознательно ждали чего-то такого.
Переглянувшись и, не сказав друг другу ни слова, мы бросились вниз, испытывая одно на двоих простое желание — чтоб между нами и лесом как можно быстрее оказалась земляная толщина холма. Ломая ветки и не глядя под ноги, мы рванули оттуда, спинами чувствуя, как кто-то из здешних мерзавцев не спеша подкручивает верньеры, держа наши спины в перекрестье прицела…