— Конечно нашего нового друга. Этого-то героя мы на ноги поставим и со временем, доведя до полной единицы, употребим с пользой.
Одной опасности мы вроде бы избегли, но оставалась другая. Как ни тихо вели себя наши соседи, а ожидание каких-то действий с их стороны томило мне душу.
Чтоб понять, что происходит в лагере у туземцев, я добежал до знакомого уже холма и поглядел что там и как. Более приятную картину трудно я и вообразить бы не мог — туземцы суетливо сворачивали лагерь. Окончательной победой я это зрелище не назвал бы, но счет свершившихся нынче поражений и побед явно менялся. После того, что я увидел, я оценил бы его так: два с половиной на ноль целых пять десятых.
На сборы у клерикалов ушло не более получаса. Все делалось в бешеном темпе. Веревки не развязывались, а резались, вбитые в землю колья палаток так просто выламывались. Выглядело это так, словно накатила на туземцев такая волна страха, что только бежать, бежать, бежать…
Поглядев в хвост танцующей колонне, я вернулся. Чен сидел над раненым, щупал пульс.
— Они ушли.
— Хоть одна хорошая новость. И нам пора.
Остаток ночи мы провели рядом с палаткой, вслушиваясь, не едут ли к нам железные гости.
События последних дней могли сдвинуть что-нибудь в башке этих истуканов, и чего ждать от них в этом случае, я бы предсказать не взялся бы.
Но время шло, и никто нас не беспокоил. Под звездами висела тишина, только ветер шлепал наверху листьями, да постанывал в темной палатке раненый моро. После того, что случилось на берегу тут даже звери попритихли. То я, то Чен изредка вставали, делали несколько шагов в сторону и прислушивались. Это вообщем-то была не бдительность — просто ожидание неприятностей.
— Они нам теперь жизни не дадут…
— Пожалуй. Они ведь, получается, в настоящую войну поверили…
Чен усмехнулся, качнул головой и спросил, словно это и являлось сейчас самым главным.
— А вот интересно, как у них там, в программах записано, что следует после третьего нападения делать? Может быть, пускать в ход тактическое ядерное оружие?
— Да нет у него ничего серьезнее пулемета и ракет с химической дрянью.
— Пока нет, — согласился Чен. — Но они ведь чинятся… Это мы с тобой по глупости своей не знаем что у них должно быть и что нужно искать, а они-то о себе все знают.
— И что? Повеситься нам теперь?
— Зачем? Надо все-таки попробовать завтра его взорвать!
— «Воробей» погиб. Чем приманивать будем? Пальцем?
Чен поскреб щеку.
— Черт… Забыл….
Под утро нас сморил сон, и проснулись мы только к полудню.
Поляну заливал солнечный свет, трещали птицы, и вообще ничего вокруг не напоминало о том, что тут творилось вчера.
— Хороши мы… — сказал шеф сквозь зевок. — Сторожа…
Морщась и покручивая плечом, он сразу устремился к палатке.
— Ну что он?
— Не понимаю, — сказал Чен, пожимая плечами. — Вроде все в норме… Жара нет. Зрачки на свет реагируют…
Раненый, словно услышав, что речь о нем задергался, захрипел что-то неразборчивое.
— Помоги!
Мы подхватили его под руки и вытащили из палатки.
— Аптечку, — озабоченно бросил шеф, наклоняясь над ним. — Быстрее…
Я сделал два шага назад…
И тут произошло то, чего не ожидал никто. Только что лежавший без сил раненый ловко повернулся, коснулся рукой шефа и в туже секунду в его ладони оказался разрядник.
— Эй, эй, — сказал Чен, не поняв, что происходит, — Лежи спокойно. Тебе нельзя…
Он так и не произнес, чего именно тому нельзя делать. Его колени подогнулись. Парализованный шеф упал в траву. Разрядник через мгновение уже смотрел на меня, предавая словам раненого убедительность.
— Всем стоять.
Я замер.
— Не обижайтесь, ребята. Ничего личного, — сказал он на вполне сносной геолингве. Не отводя ствола от меня, этот гаденыш щелкнул переключателем, и кольцо на стволе излучателя из голубого стало красным. Он поставил на боевой. Еще не сообразив, что он задумал, я машинально сказал:
— Что с тобой? Кончай с оружием шутить…
Помогая себе плечами, моро поднялся чуть выше, прислонился к дереву. В нем пульсировала боль, но он терпел.
— Вам, я слышал, свидетель нужен, а вот я, какая жалость, напротив, в них совершенно не нуждаюсь.
Глаза у него были совершенно нормальные, скучающе даже. Щека только подергивалась, но это не от волнения — от боли. Тяжело ему одному раненому, только решение он уже принял…
Все, что он хотел сделать в следующие секунды, для него не являлось ни потрясением, ни экзотикой — просто работа. Наверняка ведь мы с Ченом у него не первые и не последние. Я стоял перед ним дурак-дураком и думал, что дальше-то делать?
Организм решил все за меня и решение это, наверное, уже сидело во мне, едва только я увидел разрядник в его руке.
Зубы оскалились улыбке, поднялся многозначительно палец и губы произнесли назидательно.
— Пуркава соли могун эрвкер-зо сувала…
Его брови сошлись, на лбу появились морщины — он напрягся в попытке понять то, что услышал.
Когда говоришь на чужом языке, то всегда возникает неуверенность — все ли ты правильно понял. А если языка вовсе не существует, то догадаешься об не раньше, чем переберешь несколько разных вариантов, да в глаза говорившему посмотришь — не издевается ли?
А вот этой возможности я гаду не дал.
Как хорошо, что у человек целых две руки!
Одна моя рука уже лежала на сенсоре, а другая опускалась к бедру, чтоб подхватить свой излучатель.
Этого он не ждал! Не готов морально оказался мой враг к тому, чтоб я на него глазах испарился.
Правда, среагировал он похвально быстро, явно человек с военной косточкой внутри. Луч пролетел над головой, найдя себе цель среди окружавших лагерь стволов, а я, падая назад, со всего размаха ногой ударил его по руке. Меня вел простой страх и поэтому в удар я вложил все, что у меня нашлось, понимая, что тень моя никуда не делась и второй попытки гостю давать не следует.
Он успел отдернуть руку, но всеже этого расстояния мне хватило. Носком ноги я угодил в ствол разрядника. Его подбросило вверх и с мокрым хрустом пальцы стрелка выскочили из суставов. Пока он орал я, чтоб не искушать Судьбу, достал парализатор и отправил его в беспамятство.
Сидя на траве и не отключая невидимки, я несколько секунд озирался, терзаемой дурацкой мыслью, что вот сейчас самое время из одних кустов вылезти странствующим монахам, а из других — Седьмому, чтоб начать тут настоящее веселье, переходящее в крах цивилизации… На мгновение я всерьез воспринял это как угрозу, но здравый смысл вернулся и я неуверенно засмеялся. Это все чересчур, для одного-то раза.
Перевернув Чена на спину, я, продолжая смеяться, добрел до выбитого мной из рук поганца излучателя, и заржал с новой силой. Вместо излучателя теперь у нас оказалось два куска бесполезного металла.
Человек оказался крепче железа.
Конечно, имелась где-то аппаратура, которая могла вывести человека из состояния паралича почти мгновенно, но у нас этой аппаратуры не нашлось и мне пришлось ждать, пока Чен придет в себя естественным путем. На это ушло больше получаса, но время не прошло даром. Я размышлял, и кое-какие интересные мысли у меня появились.
Чен, слава Богу, пришел в себя на несколько минут раньше этого подлеца. Несколько мгновений он лежал неподвижно, только глазами хлопал, но все вспомнил. Не говоря ни слова, он вскочил и размахнулся ногой…
Я его не останавливал. Он сам задержал удар.
— Сволочь, — прошипел Чен. — Ты сам-то целый?
— Целый, целый… Пригрели мы с тобой змею на груди…
— Чего это он?
— Свидетели ему, видите ли, не нужны.
Чен снова дернулся, понимая, что стоит для нас за этими словами, но вновь сдержался. Раненый все-таки…
Вдвоем мы приподняли моро, прислонили к дереву и связали руки. Это не показалось нам лишним. Он пришел в себя минут через двадцать и замотал башкой, пытаясь сообразить, что случилось. Я не дал ему этого — рявкнул прямо в ухо.