- Это... что это? - почти шепотом и как-то обиженно поинтересовался он у Андрея.
Их глаза теперь находились на одном уровне, и стало заметно, что правое веко следователя часто-часто подергивается, будто непрестанно подмигивая.
- Это то, о чем я вас предупреждал. И чему вы не верили.
- Но так же нельзя, я не хочу умирать! Мне плохо! Мне уже плохо! Видите, что вы наделали, молодой человек! У меня слабое сердце...
- Вы хотите умереть прямо сейчас? Не дожидаясь того срока, который я вам назначил? Ваше право. Надеюсь, следующий следователь будет умнее.
Мама и папа замерли в дверях, молча слушая их диалог.
- Вы не понимаете... как вас там... - следователь дотянулся до уроненной папки, порылся в бумагах, - Андрей Александрович! Просто не понимаете! Я не могу вот так, с бухты барахты, взять и остановить начатое дело! Не могу! Обыск назначен! Меня накажут!
- Вы забавный человек, господин следователь, - Андрей прикрыл один глаз, как бы удостоверившись в степени забавности следователя. - Чего вы все-таки боитесь? Смерти? Или наказания по службе? Выберите уж что-нибудь одно!
И позволил когтистой лапе еще разок прикоснуться к пульсирующему комочку в груди следователя.
Тот как-то странно икнул, выгнулся, упираясь обеими руками в пол.
Посидел, пережидая. Шумно выдохнул.
Осторожно поднялся, массируя грудину. Прикрыл глаза, размеренно дыша.
Все ждали.
- Да, - сообщил следователь наконец.
Кивнул, сказал твердо, уверенно:
- Да, мне нездоровится. Я нуждаюсь в срочной госпитализации. Вы слышите, Андрей Александрович? Я не в состоянии проводить следственные мероприятия. Я сейчас выйду из вашей квартиры, отпущу сотрудников, которые ожидают внизу, и направлюсь в больницу. Сразу в больницу! Я не хочу умирать сегодня в три часа, хорошо?
- Ордер, - напомнил Андрей.
- Что - ордер?
- Ордер на обыск отдайте папе, чтобы он его порвал.
- Вы не понимаете, молодой человек, - прижал ордер к груди следователь. - Что толку его рвать? Завтра же выпишут новый, и с ним придет новый следователь!
- Вот завтра об этом и поговорим, - Андрей показательно зевнул. - Вы идите себе, ложитесь в больницу, а мы здесь ляжем. Поспать. У нас была трудная ночь, мы все не выспались. Мама, поверни меня чуть-чуть набок. Папа, задерни, пожалуйста, штору.
- Да-да! Вам, конечно, надо выспаться! - заторопился следователь. - А мне надо срочно в больницу!
- Папа, забери у господина следователя ордер. А то он в своем болезненном состоянии забудет его отдать.
- Да, ордер. Возьмите его, будьте любезны!
- Я вас провожу, - сказала мама.
- Андрей, - задумчиво спросил папа, когда они остались одни в комнате, - что за мистические угрозы? Один негодяй умер у тебя в комнате, это правда, но...
- Это я его убил.
Папа поперхнулся:
- Что?..
- Убил его. Я.
- Сынок... ты уверен в этом? Он не мог умереть... сам по себе?
- Уверен. Не мог. Такие сами по себе не умирают.
- Но... Как ты, в твоем положении, мог кого-то убить? Извини, конечно, что напоминаю о твоем положении, но - это невероятно. Просто невероятно! Я не могу в это поверить!
- Я сам с трудом верю. А уж объяснить - тем более не смогу. Знаю только, что убил его я. Своей ненавистью. И убил вполне осознанно. Как только осознал, что могу убить.
- Но... это же страшно, сынок... Быть убийцей - это... - папа покачал головой, подыскивая подходящее слово.
- Папа, я защищался. Если бы не я его, то - он меня. Ведь это именно он тогда меня искалечил. Он принимал самое деятельное участие, ломал мне кости. И вчера собирался это продолжить. Он же, как только увидел Толяново заявление о материальной помощи, тут же примчался калечить и издеваться. Добивать меня. Его можно было остановить только одним способом: уничтожить.
- А этого? Следователя? Его тоже можно было остановить только уничтожив?
- Как видишь - нет. Он остановился сам.
- Но ты готов был это сделать? Убить? Если он не остановится?
- Нет, папа, не готов. Я его вряд ли решился бы убить. А убить с отсрочкой приведения приговора в исполнение не смог бы вообще никак. Какие там пятнадцать ноль-ноль!.. Это был блеф.
- Ничего себе! Ты блестяще блефуешь! Не знал за тобой таких способностей.
- Я тоже не знал. Мы многого о себе не знаем, папа. Но теперь я поставлен в особое положение. В такое, что должен узнать. И даже обязан. Причем, до завтра. Слышал, что господин следователь рассказывал? Уже завтра придут новые дознаватели. Так что у меня выбора нет: мне всё про себя узнавать надо сегодня же. Иначе и сам погибну, и вас сгублю. Но такой вариант меня совершенно не устраивает.