Еще мгновение, придушенный писк, и он повис, болтая ножками в руке Логана. Лязгнул выхватываемый из ножен кинжал:
— Резать, ваше сиятельство? — Юрген, оруженосец Тука, слегка царапнул острием тощую шейку несчастного парня. — Оскорбление действием, налицо…
Я ничего не успел ответить, так как в двери возник собственной персоной Исаак.
— Ой! Ой! Ваша милость, простите, простите, какое несчастие, какой же хам… — постоянно озираясь в мою сторону, он вцепился в рукав парня и стал тянуть на себя. — Бога ради, простите дурачка, ваша милость…
Еще мгновение, придушенный писк и уже Исаак, повис болтая ножками в руке второго оруженосца Михаэля.
— Резать, ваше сиятельство? — кинжал уперся в кадык еврея. — Оскорбление словом, налицо…
Тут на пороге появились два здоровенных громилы, характерной еврейской наружности с внушительными шипастыми булавами в руках. Они совсем было собрались на помощь Исааку, но разглядев с кем придется сражаться, нерешительно застыли на месте. Впрочем, воинственно потрясать дубьем и шипеть словно драконы, не перестали. В завершении картинки, из дверей вылетел еще один персонаж, низенький плешивый толстячок, и понесся по улице, завывая как сирена:
— Франки, в городе франки!!! Убивают, режут, помоги-и-ите добрые люди!!! Спаси-и-ите!!!
Однако, добрые люди ему помогать, отчего-то не спешили, наоборот, улица стала стремительно пустеть. Но криками заинтересовался патруль городской стражи и стал стремительно приближаться к нам. А потом появился еще один.
М-да, конфузец, однако… Ладно, обойдусь без зверств. Устал как собака и оттого добрый я.
— Отпустите их… — приказал я оруженосцам.
Исаак и клерк шлепнулись на брусчатку.
— Этого нещадно выдрать! Чтоб шкура лохмотьями слезала… — Мой палец указал на наконец заткнувшегося толстяка, а затем переместился на охранников еврейской наружности. — Этих, тоже, аналогичным образом. Немедля. Юнкер ван Брескенс, прикажите своим людям, присмотреть за исполнением. А ты за мной… — я подхватил Исаака под локоть и потащил в здание. — Драть так, чтобы, я слышал.
— А с этим как, ваше сиятельство? — Юрген приподнял за шиворот зачинателя суматохи.
— Отпустите. Его прощаю. И уладьте дело со стражей.
В кабинете Исаака я немного поорал, так, для удовольствия, больно уж он забавно изображал испуг, а потом приказал принести сарацинской зразы, сиречь кофию.
— Я так понял, ты сюда всю еврейскую общину собрал? — сделал осторожный глоток из чашечки и удовлетворенно кивнул. — Наконец научились нормально готовить, ироды…
— И чего это всю, совсем не всю, ваше сиятельство!.. — бурно кинулся оправдываться выкрест[37]. — Только толковых самых. Сами понимаете, местные того — этого, а эти способные…
— Помолчи и послушай… — пришлось перебить еврея. — Ты уже не мальчик, и прекрасно понимаешь, что все евреи, даже выкресты, под строгим надзором инквизиции. Тем более, места их скопления. В то, что твои собратья, полностью отказались от вашей религии, я не верю. Сам знаешь, почему. Один из них попадется и на дыбе оговорит всех. Что тогда? И поверь, рано или поздно, так случится. Тот факт, что с тобой в паях работает кардинальский эконом, тебе не поможет. А теперь, назови мне хоть одну причину, по которой я разрешу тебе оставить их…
Поставил кофейную чашку на стол и внимательно посмотрел на приунывшего Исаака. Извини братец, при всей моей, до сих пор не изжитой толерантности современного человека, я вынужден жить этим временем. К тому же, что-то ты дружок много самостоятельности взял. Исключительно для твоей же пользы, придется немного отдернуть.
За окном как раз раздались хлесткие звуки ударов и истошные заливистые вопли. Похоже, к экзекуции отнеслись более чем серьезно. Исаак вздрогнул и быстро пробормотал:
— Ваше сиятельство, я… я…
— Нужных для дела и своих родственников, можешь оставить. Но раскидай их по местам, чтобы глаза не мозолили, — подсказал я ему. — Учить тебя что ли надо? Остальных вон.
— Как скажете, ваше сиятельство… — Исаак облегченно вздохнул. — Все сделаю.
— Вот и молодец. Теперь докладывай, что у тебя тут творится.
Еврей быстро метнулся к шкафу, снял с него и осторожно поставил на стол большой поднос. На нем стояли разнокалиберные стеклянные бутылочки с баночками и небольшие пластинки разной формы, тоже стеклянные, но уже разноцветные.
37