Быков исподтишка наблюдал за Ермаковым. Начальник экспедиции и командир корабля был молчалив, сдержан и действительно никогда не смеялся. Зато он улыбался странной улыбкой — одними губами. Глаза его при этом становились еще более холодными, чем обычно. Очень скоро Быков убедился, что улыбка Ермакова не предвещает ничего хорошего тому, кому она адресована.
Как-то за обедом Дауге встал из-за стола, оставив на тарелке б`ольшую часть телятины, которая была подана ему на второе согласно диетическому рациону.
— Одну минуту, — мягким голосом остановил его Ермаков. — Прошу вас доесть второе, Григорий Иоганнович.
— Не могу, Анатолий Борисович, — сказал Дауге.
— И все-таки я очень прошу вас, — еще мягче сказал Ермаков.
Дауге молча провел ребром ладони по горлу.
Тогда Ермаков улыбнулся своей странной улыбкой.
— Мне не хотелось бы огорчать вас, Григорий Иоганнович, — совсем тихо сказал он, — но у меня есть серьезные основания опасаться, что ваше отношение к режиму подготовки вынудит экспедицию ограничиться в конечном счете одним геологом. Мы не можем себе позволить дать Венере хотя бы один, самый маленький шанс против нас. Даже недоеденный вами кусок телятины…
Дауге с пылающими ушами сел и с ожесточением вонзил вилку в злополучный кусок. Никто не сказал ни слова и не взглянул в его сторону. Обед закончился в гробовой тишине, и Ермаков не спускал с Дауге глаз до тех пор, пока нарушитель режима не подобрал с тарелки корочкой остатки подливы.
Быков не без удивления отметил, что этот инцидент не вызвал у его товарищей и тени возмущения строгостью Ермакова. Напротив, Юрковский в тот же вечер долго и настойчиво внушал что-то Дауге вполголоса, после чего тот только вздохнул и виновато развел руками.
К концу второй недели Усманов распрощался с экипажем и улетел. На следующее утро Краюхин после завтрака сказал:
— С сегодняшнего дня каждый займется, так сказать, своим делом. Товарищ Ермаков, вы будете работать со Спицыным и Крутиковым, как мы и договорились. Можете отправляться сейчас же, пропуска вам выписаны… Вас, Юрковский, и вас, Дауге, прошу подождать меня здесь. Я сейчас отвезу нашего пустынника и вернусь… Поехали, товарищ Быков.
У подъезда стояла мощная полугусеничная машина.
— Прошу, — пригласил Краюхин.
Они уселись рядом позади шофера. Когда город остался позади, Краюхин наклонился к Быкову и спросил:
— Нравится здесь?
— Ничего, — пробормотал Быков. — Места интересные.
— Скоро будет еще интереснее. С Дауге говорили?
— О чем?
— Обо всем.
— Да… говорил.
— Ну и как?
Быков пожал плечами. Краюхину не следовало бы заговаривать в таком тоне. Не дело начальника совать нос в душу подчиненного без особых на то оснований. Серьезные люди предпочитают держать свои переживания при себе. Впрочем, Краюхин как будто и не заметил, что ему не ответили.
— Сейчас будем знакомиться с вашим хозяйством, инженер, — сказал он, помолчав.
Через несколько минут машина остановилась перед длинным зданием без окон, с дверью во всю стену. Подошел хмурый вахтер, проверил пропуск.
— Вызвать механика! — приказал Краюхин.
Они вышли из машины. Вокруг расстилалась слегка всхолмленная равнина, покрытая редкой жесткой травкой. По небу ползли растрепанные серые тучи, моросил мелкий дождь. Под ногами хлюпала вода.
— Тундра, — вздохнул шофер.
Широкие, как ворота, двери раздвинулись. К Краюхину, протягивая чумазую руку, подошел веселый человек в комбинезоне.
— Вот, привез, — буркнул Краюхин.
Человек в комбинезоне взглянул на Быкова:
— Вижу, вижу! Ну что ж, пойдемте.
В здании было темно. Краюхин споткнулся обо что-то, выругался сквозь зубы. Механик виновато кашлянул.
— Не успели провести свет, товарищ Краюхин. Но завтра все будет сделано.
— Завтра? А сейчас что, человек в потемках ковыряться будет, так?
Постепенно глаза Быкова привыкли к полутьме, и он разглядел впереди широкую, мутно отсвечивающую серую массу. Стали видны ребристые гусеницы, открытый люк, круглые слепые глаза прожекторов.
— Что это? — спросил он.
— Это «Мальчик», — отозвался Краюхин. — Наш танк-транспортер. Он несколько отличается от обычных машин такого типа, но вы освоитесь с ним быстро. Принимайтесь за дело сейчас же… А вы… — Он повернулся к механику. — Чтоб через полчаса здесь был свет!