Видимо, я всё же слегка задремал, облокотившись о подоконник, и от резкого крика поварихи Эммы "Жрать подано, маленькие стервятники!" очнулся и едва не вывалился из открытого окна, но успел зацепить ногой ножку стула. Стул упал на пол, ножка отвалилась - и без того на честном слове держалась, - зато я остался в комнате, цел и невредим. Я поспешил закрыть окно от греха подальше. Грустно посмотрел на остатки стула и вздохнул: нового ждать не приходилось. Условия в приюте были отнюдь не плохие, но лишней мебели всё же не хватало.
Грозный крик поварихи снова ударил по ушам, и я поспешил вниз, в столовую, ведь кто не успел, тот опоздал, а опоздавшие остаются без завтрака. Съев свою порцию липкой каши, я собирался уже вернуться к себе в комнату, но Эмма задержала меня и дала в руки тарелку с порцией.
- Отнеси Лидделл, - повелела она. Я удивлённо посмотрел на неё, ведь никто до сих пор не был удостоен завтрака в постель, и повариха пояснила: - Эта девчонка болеет, или что-то вроде, и уже три дня как не ела. Если она помрёт от голода, меня выставят виноватой, а мне оно надо? Так что просто возьми и отнеси это ей.
Я пожал плечами и вышел из столовой с тарелкой в руках. Эмма, известная строгим нравом и нежной любовью к дисциплине, внушала страх к своей персоне, но на деле заботилась и беспокоилась о нас, как умела. Каша уже была холодной и склизкой, так что я не представлял, как Лидделл будет это есть. Но это не мои проблемы. Единственная моя проблема сейчас - это то, что я забыл поинтересоваться, в какой комнате живёт эта голодающая.
Я прошёл по узкому тёмному коридору, который, как и все комнаты в этом доме, был обклеен отваливающимися пожелтевшими от времени обоями с полустёртыми цветочками, и лично у меня уже давно чешутся руки сорвать их. Звук моих шагов гулко отражался от серого деревянного пола; с потолка за мной следили многочисленные пауки, украсившие своими тонкими сетями все углы и ниши. Рядом был выход на второй этаж, и под лестницей были свалены многочисленные сумки и сундуки с чьими-то вещами, но в них никто на моей памяти не заглядывал.
Коридор стал просторнее и светлее; все двери здесь были одинаковыми - белое потрескавшееся дерево и железная ручка, - что затрудняло поиски комнаты Лидделл, но, впрочем, долго искать не пришлось: первый же попавшийся на пути сиротка указал мне на одну из дверей. Я на всякий случай постучал и, не дождавшись ответа, вошёл.
Я ожидал увидеть девчонку в постели, накрытую почти с головой одеялом, со слезящимися глазами и красным от простуды носом, но ожидания не были оправданы. Лидделл стояла у открытого окна, глядя на снующих туда-сюда рабочих недалеко ведущейся стройки, но как только я вошёл, обернулась. Она вовсе не выглядела больной: расчёсанные волосы цвета воронова крыла спускались до плеч, аккуратное тёмное платье было подпоясано некогда белым фартуком, выразительные зелёные глаза смотрели решительно и недоверчиво, а на дне их плескалась грусть и сжимающая сердце тоска. На вид она была ненамного старше меня, на год или два, но глаза эти принадлежали не обычному подростку, а девушке, которой пришлось пережить много боли. Впрочем, как и каждому из детей приюта.
Она изогнула бровь в немом вопросе, и я решил объясниться:
- Меня послала Эмма. Вот каша. - Корявое вышло объяснение, но ей и его не было нужно.
- Я не хочу есть, отнеси это обратно.
- Как знаешь, - пожал я плечами. – Но Эмма очень настаивала. Не уверен, но, кажется, ей не понравится, если ты помрёшь с голоду.
Лидделл как-то странно и немного раздражённо посмотрела на меня.
- Какое мне дело до поварихи?.. Впрочем, ладно, оставь тарелку здесь. И проваливай, - она снова повернулась к окну.
- Эй, чего так грубо?! - возмутился я, кладя тарелку на кривой прикроватный столик. - Я, вообще-то, тебя от голодной смерти спасаю.
Не дождавшись с её стороны хоть какой-то реакции, я развернулся к двери и уже было собрался выйти, как вдруг она спросила:
- Тебя как зовут, "спаситель"? - Девушка очень выразительно выделила голосом кавычки, но я не стал обижаться и ответил:
- Сэм. Сэм Риверз.
- А, богатенький мальчик Сэмми... - насмешливо протянула она.
Я не впервые слышал эти слова, хотя и не совсем понимал, откуда растут ноги у этого странного слуха о моём безмерном богатстве. Ну, да, благодаря Ангусу Бамби моя одежда была, пожалуй, более новой, чистой, и не такой дешёвой, как тряпьё других детей, но в остальном условия нашей жизни были совершенно одинаковыми.