— Они просрочены, — фыркнул служащий.
— Хорошо, я не буду проситься порулить самолетом, — ответил я.
— Все равно им уже 15 лет. Нужна более новая фотография.
Я вздохнул и принялся копаться в своих вещах. Внезапно я вспомнил, что у меня есть с собой копия одной из моих книг с фотографией на обложке. С облегчением я гордо вручил книгу служащему. Он посмотрел на обложку, затем на меня, затем в какую-то распечатку.
— Такого нет в нашем списке разрешенных для идентификации личности документов, — выдал он наконец сущую тарабарщину.
— Уверен, что нет. Однако это все-таки я. Больше меня, чем здесь, просто не может быть. — Я понизил голос и подался вперед. — Вы правда считаете, что я специально напечатал эту книгу, чтобы проникнуть на самолет в Баффало?
Он пристально поглядел на меня, затем позвал на помощь коллегу. Они посовещались и послали за подкреплением. В конце концов наша компания разрослась до троих сотрудников регистрации, их начальника, начальника их начальника, двоих грузчиков, нескольких назойливых зевак, вытянувших шеи, чтобы лучше все рассмотреть, и продавца ювелирных изделий с алюминиевым кейсом.
Мой самолет должен был взлетать через несколько минут, и изо рта у меня уже готова была пойти пена.
— В чем смысл? — спросил я начальника начальника. — Зачем вам документ с фотографией?
— Таковы правила, — ответил он, грустно разглядывая мою книгу, просроченное водительское удостоверение и список «разрешенных для идентификации личности документов».
— Но к чему эти правила? Вы серьезно полагаете, что поймаете террориста, если попросите его показать ламинированную карточку? Вы думаете, что человека, способного запланировать и осуществить угон самолета, можно остановить, попросив предъявить водительское удостоверение? Может, для борьбы с терроризмом целесообразнее нанять кого-то поумнее, с уровнем IQ выше, чем у одноклеточных, чтобы пялиться на экран вашего рентгеновского аппарата?
Возможно, я выразился немного иначе, однако именно таким был ход моих мыслей.
Как видите, правило заключается в том, чтобы не просто идентифицировать личность, а идентифицировать ее непременно в соответствии с правилами.
Кончилось тем, что я изменил тактику и принялся извиняться. Я обещал никогда больше не появляться в аэропорту без документов с фотографией. Я выказывал полное и абсолютное раскаяние, не думаю, что кто-либо еще демонстрировал столь искреннее и страстное желание попасть в Баффало.
В конце концов начальник начальника, так и не поверив мне на все сто, кивнул администратору, чтобы тот меня пропустил, и предупредил меня на будущее, что лучше не пытаться повторять подобное, а затем, вслед за своими коллегами, удалился.
Администратор выдал мне посадочный талон, и я шагнул на посадку, а затем обернулся и доверительным тоном поделился с ним одной запоздалой, но очень полезной мыслью.
— Из тюбика с зубной пастой ВСЕГДА можно выдавить еще немного. Честное слово!
Рождественские чудеса
Одна из множества маленьких загадок, которые я надеялся разгадать сразу после переезда в Англию, была следующей: когда британцы поют «A-Wassailing We’ll Go» («Мы идем, распевая рождественские песни»), куда именно они все-таки направляются и что именно собираются делать, когда доберутся до места назначения?
В детстве, в Америке, я слушал эту песню каждое Рождество и ни разу не встречал ни одного человека, который имел хотя бы малейшее представление о сугубо рождественском, загадочном и подернутом завесой тайны понятии wassailing. Моему юному воображению люди, задорно распевающие рождественские гимны с чувством единения со всеми, все скопом казались розовощекими девицами, разносящими кружки пива на фоне всеобщего веселья и вдруг остановившимися перед ярко пылающим рождественским поленом в холле, украшенном остролистом. С такими вот мыслями я с нетерпением ждал своего первого английского Рождества. В моем доме наиболее зримым признаком приближения праздника, на какой только можно было надеяться, было печенье в форме елок.
Так что вы можете понять мое разочарование, когда первое Рождество в Англии прошло совершенно незаметно, не просто без песнопений, но и без единого человека (что меня позабавило), который оказался бы в курсе темной и священной тайны значения wassailing. На самом деле за последние двадцать лет в Англии я ни разу не встречал никого, кто ходил бы и распевал рождественские песни, по крайней мере сознательно. Я также не наблюдал в этот праздник ни одной пантомимы, ни одного уличного представления (организованной группы людей, выпрашивающих монетку, чтобы купить выпивку в ближайшем баре, — гениальная идея) и не сталкивался ни с какой другой традицией английского Рождества, которые с таким восторгом обещали рождественские стишки и романы Джейн Остин и Чарльза Диккенса.