В наши дни шопинг — не столько бизнес, сколько наука. Есть даже научная дисциплина под названием «розничная антропология», адепты которой могут сказать вам совершенно точно, где, как и почему люди делают покупки тем либо иным способом. Они знают, какой процент покупателей повернет направо, сразу войдя в магазин (87 %), и как долго в среднем эти люди будут изучать полки до того, как снова отправиться куда глаза глядят (2 минуты и 36 секунд). Они знают лучшие способы заманить покупателей в таинственные дорогостоящие глубины магазина (зона, известная в торговле как «4-я зона»), а также правила раскладки товара, цветовых схем и фоновой музыки, которая наиболее эффективно гипнотизирует ничего не подозревающего зеваку и превращает его в беспомощного покупателя. Они знают все.
Так что вот мой вопрос. Почему тогда я не могу ходить по магазинам в Америке без желания разрыдаться или кого-нибудь убить? Да потому что весь научный шопинг, как видите, в этой стране — больше не развлечение, если он когда-либо им был.
Значительную часть проблем создают магазины. Они делятся на три типа, и все из них пренеприятнейшие.
Во-первых, есть магазины, в которых вы никогда не найдете никого, кто бы мог вам помочь. Затем есть магазины, где вы не хотите, чтобы вам помогали, однако вас донимает до безумия настойчивый продавец, работающий, вероятно, за проценты от продаж. И наконец, есть магазины, где, когда вы спрашиваете, где что-нибудь лежит, ответом будет всегда: «Седьмой ряд». Не знаю почему, но всегда отвечают именно это.
— Где женское белье? — спрашиваете вы.
— Седьмой ряд.
— Где корм для домашних животных?
— Седьмой ряд.
— Где шестой ряд?
— Седьмой ряд.
Мой самый нелюбимый тип магазинов из всех вышеперечисленных — тот, где вы не можете отделаться от продавца. Обычно это универмаги в больших торговых центрах. Продавец — всегда девушка с крашеными светлыми волосами, работающая в отделе мужской одежды.
— Могу я вам чем-нибудь помочь? — спрашивает она.
— Нет, спасибо. Я просто смотрю, — отвечаете вы.
— Хорошо, — говорит она и одаривает вас елейной улыбкой, которая означает: «На самом деле вы мне совсем не нравитесь, просто моя работа — улыбаться всем подряд».
Вы бродите по отделу и в какой-то момент лениво дотрагиваетесь до свитера. Вы не знаете почему, потому что он вам совсем не нравится, но вы все равно его трогаете.
В мгновение ока продавщица оказывается рядом с вами.
— Это одна из самых популярных линий, — говорит она. — Хотите примерить?
— Нет, спасибо.
— Давайте же, примерьте. Он вам пойдет.
— Нет, на самом деле я так не думаю.
— Примерочные — вон там.
— Я действительно не хочу его примерять.
— Какой у вас размер?
— Пожалуйста, поймите. Я не хочу его примерять. Я просто смотрю.
Она снова улыбается — прощальной улыбкой, но через тридцать секунд возвращается еще с одним свитером.
— У нас есть персикового цвета, — объявляет она.
— Мне не нужен этот свитер. Какого бы он цвета ни был.
— Как тогда насчет отличного галстука?
— Мне не нужен галстук. И свитер. Мне ничего не нужно. Моя жена сейчас на сеансе восковой эпиляции и попросила меня подождать ее здесь. Мне бы хотелось, чтобы она туда не ходила, но она пошла. Возможно, это займет несколько часов, и все это время мне не потребуется ничего, поэтому, пожалуйста, не задавайте мне больше никаких вопросов. Пожалуйста.
— А как насчет брюк?
Видите, о чем я? Смех сквозь слезы. Ирония в том, что, когда вам действительно нужна помощь, рядом никогда никого нет.
В «Игрушках» мой сын захотел Межгалактический Космический Смертельный Бластер Звездных Воинов, в общем, такую пластиковую штуковину. Мы не могли нигде найти ни сам бластер, ни того, кто мог бы нам помочь. Казалось, весь магазин был в полном распоряжении шестнадцатилетнего парнишки за единственной работающей кассой. Туда стояла очередь человек из двадцати пяти, которых он пропускал очень медленно и методично.
Спокойное стояние в очередях — еще не отработанный мною социальный навык, особенно когда я стою в очереди, только чтобы что-то спросить. Очередь продвигалась мучительно медленно. В какой-то момент молодой человек десять минут заправлял ленту в кассовый аппарат, и мне захотелось его убить.
Наконец подошла моя очередь.
— Где Межгалактический Космический Смертельный Бластер Звездных Воинов? — спросил я.
— Ряд семь, — ответил он, даже не поднимая на меня глаз.
Я уставился на его макушку.
— Не издевайтесь надо мной, — сказал я.
Он поднял взгляд:
— Простите?
— Вы вечно говорите «Седьмой ряд».
Должно быть, что-то промелькнуло в моих глазах, потому что в ответ он практически заскулил:
— Но, мистер, они и правда в седьмом ряду — в отделе «Агрессивные и жестокие игрушки».
— Лучше бы так и было, — мрачно сказал я и отошел.
Через полтора часа мы нашли смертельные бластеры во втором ряду, но к тому времени, когда я вернулся к кассе, смена этого молодого человека уже закончилась.
Смертельный бластер — потрясающая штука, кстати. Он стреляет дротиками с резиновыми наконечниками, которые присасываются ко лбу врага — не болезненно, но очень страшно. Конечно же, мой сын был разочарован, что я не разрешил ему это купить, но мне самому такая штука положительно пригодилась бы во время походов за покупками.
О пропадающих самолетах и исчезающих пальцах
Боже мой, вы можете в это поверить, еще один год прошел! Не знаю, куда летит время. Думаю, туда же, куда и МОИ волосы.
Я собирался написать о своих новогодних обещаниях, но, к сожалению, первым обещанием, которое я дал себе в этом году, было не давать никаких обещаний, которые я не смогу сдержать (даже не уверен, что смогу сдержать это, если честно), и потому лучше сразу с этим покончить. Так что, думаю, мы подведем краткий итог минувшему году.
Как всегда, когда кто-то работает на качественно новом уровне исследовательской журналистики (или, как в моем случае, неделями болтает всякую чепуху), всегда есть свободные концы, которые нужно бы подвязать, и когда еще это сделать, как не на пороге нового года?
Одна из наиболее удручающих сторон журналистики, как я выяснил, состоит в том, что, как только ты что-то утверждаешь — абсолютно что угодно, — жизнь это тут же опровергает. В марте прошлого года, к примеру, я представил яркий отчет о том, насколько безопасно жить в нашем маленьком городке в Нью-Гэмпшире, где — как восхитительно — нет преступлений. Что ж, знаете вы или нет, но не позднее чем через четыре дня после той статьи пара мужчин в масках ворвались в ювелирный магазин на Мэйн-стрит и, жизнерадостно размахивая ружьями, изъяли крупную (сколько именно — не уточнялось) сумму наличных и побрякушки. Возможно, всего день спустя одна женщина была вежливо ограблена во время прогулки за кампусом колледжа. Ни одного подобного случая не происходило здесь ранее — я мог бы добавить, что и после тоже, — но довольно странно, что на той самой неделе, когда я предположил, что о подобном никогда не слышали в этих краях, произошла вспышка преступности.
Я не хочу сказать, что в этом кроется что-то мистическое, а тем более, что существует своего рода закон подлости общественных суждений (в смысле все, что вы пцшите или говорите, будет тут же опровергнуто событиями), этакий синдром предсказания рыбного ливня архангелом Михаилом.