Это было в начале зимы 2008 года. Скай спала в своей комнате, а мы с Эми уселись за обеденный стол в гостиной нашей бруклинской квартиры, чтобы выпить на сон грядущий. Тишину нарушали только редкие машины, проезжавшие по улице мимо нашего дома, да звук шагов соседей сверху.
«Я хочу найти Белый Город, – повторил я. – Ciudad Blanca!»
Она засмеялась, сделала глоток красного вина и внимательно всмотрелась в мое лицо, чтобы понять, не шучу ли я, хотя в последние недели не раз слышала мои телефонные разговоры, во время которых я расспрашивал об этом городе самых разных людей.
«Я серьезно», – сказал я.
«Ага, я понимаю, но ведь и все остальные, кто туда ехал, говорили серьезно, – ответила она. – Сколько, говоришь, их было?»
«Ну, точного числа я не знаю».
Она схватила один из своих светлых локонов, начала накручивать его на указательный палец, а потом резко отпускать.
«Опять волосы себе дергаешь», – сказал я.
«Это я машинально, – ответила она и опустила руку. А потом добавила: – Ты же даже палатку не умеешь ставить!»
Да, это правда. Я никогда не любил таскать рюкзак, выбираться на природу или даже просто ходить в пешие походы. У меня больная спина. Я больше пятнадцати лет прожил в Нью-Йорке, и в моем случае намерение отправиться в тропические дождевые леса было равносильно решению полететь на Марс.
«Я для такого путешествия подхожу гораздо больше», – сказала Эми, а потом напомнила, что в подростковом возрасте занималась в секции выживания и ходила в походы в Высокую Сьерру.
«Тебе тогда сколько было? Шестнадцать?» – вяло возразил я.
«Ага, но я провела в горах двадцать шесть дней и трое суток жила там в полном одиночестве!»
«И все же…» – начал было я, но Эми не дала мне договорить.
«А ты сколько раз ходил в походы?» – спросила она.
Мне пришлось признать, что вроде бы всего пару раз… и оба раза мне там жутко не понравилось.
Некоторое время мы сидели в полном молчании.
«А что этот твой путешественник?» – спросила она.
«Морде?»
«Что с ним сталось?»
«Умер», – ответил я.
Она кивнула головой, словно убедившись в очевидном безумии моих идей.
«Но он не в джунглях умер!» – сказал я.
«Это успокаивает!»
Мы нервно посмеялись, разлили по бокалам остатки вина и снова умолкли, слушая, как под окном завыла сирена «Скорой помощи».
«Я чувствую себя стариком», – сказал я, когда опять наступила тишина.
«Так дело в этом?»
«Я просто так сказал».
«Ты в этом не уникален».
«Мне просто очень хочется это сделать».
«И когда?»
«Наверно, скоро».
«Только не говори мне, что ты уже все распланировал! – Эми уставилась на меня своими зелеными глазами. Она никак не могла в это поверить. – Ты с ума сошел. Точно, рехнулся!»
Я ответил ей, что нужно очень многое сделать и до поездки еще далеко.
«Ты и кровожадные людоеды-ягуары… или как их там? – спросила она после долгого молчания. – У меня эта картина прямо перед глазами стоит».
«Они людей не едят, – сказал я. – Ну, ягуары не едят».
«Ага, сейчас, может, и не едят. Пока тебя не увидели!»
Гора плача
Как говорят археологи, искать человеческие останки в сельве практически бесполезно. Под влиянием пропитанного влагой тропического воздуха мертвое тело превращается в голый скелет всего за 18 суток. Ливни и возникающие в результате бурные потоки воды терзают его, разрывая на части и унося косточку за косточкой, а чем-то успевают полакомиться дикие животные. В считаные недели от трупа не остается ничего – тело исчезает без следа.
В общем, человеку нужно отчаянно и нестерпимо хотеть чего-то для того, чтобы даже просто задуматься о поездке в Ла-Москитию, то есть на территорию, представляющую собой 8600 квадратных километров неукротимой и неумолимой природы и занимающую все Карибское побережье между Гондурасом и Никарагуа. Писатель Питер Кеннаф, путешествовавший по Москитии в начале ХХ столетия, назвал ее «одной из самых дичайших частей света».