В один такой неудачный год они познакомились с Хуаной, старухой из индейского племени тавахка. Она жила на берегу реки Патука в хлипкой деревянной хижине, окруженной кокосовыми пальмами. По полянке вокруг домика, отпугивая змей, бродили свиньи. Угадать ее возраст нашей паре путешественников было трудно. Казалось, все тяготы жизни отражались на ее изрезанном морщинами лице. Подобных ей женщин в мире осталось очень мало. Она никогда не видела даже обычной электрической лампочки.
Путешественники разбили лагерь в месте слияния рек Вампу и Патука, неподалеку от ее деревни. Поначалу Хуана, подобно остальным аборигенам, говорила о городе с большой неохотой. Вудман, свободно владеющий испанским, рассказал ей, что уже давно разыскивает потерянный город, и она кивнула в ответ. В ее свалявшихся черных волосах играл речной ветерок. Вудману бросились в глаза неровно подстриженные ногти и вдетая в одно ухо золотая серьга, игравшая на солнце.
В пересказе Sports Illustratedсцена выглядела так. Хуана показала рукой вдаль, на вздымающуюся до облаков высокую гору. «Видите белое пятно на горе? – спросила она. – Это двери в город. В город мертвых».
Женщина продолжала всматриваться в далекую гору, Вудман и Спорер тоже направили туда свои взгляды.
«По ночам мы слышим их плач», – сказала Хуана.
«Чей?»
«Мертвецов».
«Вы никогда туда не ходили?»
Хуана отрицательно покачала головой и посмотрела на них таким взглядом, будто они сами вдруг превратились в призраков: «Никто туда не ходил. Туда нельзя».
В очередной телефонной беседе с Джимом Вудманомя, продолжая сомневаться в реальности своей цели, спросил, верит ли он в существование города. Но он, обманув мои ожидания, так и не дал мне четкого ответа. «Забавный вопрос, – сказал он. – Ну, я имею в виду, сложный вопрос… А вы не собираетесь в Майами в ближайшее время?»
Многолетний журналистский опыт говорил мне, что очную беседу невозможно заменить ничем другим. Мне нужно было так много у него спросить. Но прежде всего следовало узнать, что ему там, в Гондурасе, удалось найти.
Эми этой зимой надо было в Майами на какой-то художественный совет, и мои родители вызвались несколько дней посидеть со Скай. Время передумать у меня еще оставалось.
Джим Вудман рассказалмне о своем путешествии, пока мы с ним обедали рисом и бобами в популярном гондурасском кафе в Майами-Бич. На нем была линялая футболка, джинсы и топсайдеры, которые он назвал «яхтенными ботинками». Вудману было уже 80 лет, и он давно жил в Майами. Это был крепкий и здоровый на вид загорелый мужчина с седыми волосами, зачесанными назад на манер кинозвезд прошлого, в котором безошибочно угадывался человек, в свое время изрядно побродивший по диким джунглям.
Он признался, что город ему найти так и не удалось, однако он хотел мне кое-что рассказать. «Я рад, что мы смогли встретиться», – сказал он.
Вудман достал из брезентовой сумки старую, заляпанную и протершуюся на сгибах карту и, разложив ее на столе, принялся показывать реки, по которым плавал, и горы, на которые взбирался.
«Это очень большое пространство, – сказал он о Береге Москитов, – и в основном неисследованная глушь. Сейчас сам увидишь!»
Вудман ткнул узловатым пальцем в реку Патука и провел по ней до крайней западной области страны (на тот момент все это ни о чем мне не говорило).
«Мы отправились на гору, которую показала Хуана, – сказал он, имея в виду старую женщину из племени тавахка. – Как она и говорила, гора была белая». Он потряс головой и постучал по карте пальцем. «Но это был обычный могильник. Их вдоль рек и в горах полным-полно, – он широким жестом обвел карту, лежавшую между нами на покрытом жирными пятнами столике. – Над джунглями там и сям возвышаются большие такие земляные курганы размером с дом».
За годы, потраченные на исследование этого региона, Вудман переболел малярией, оказывался очевидцем жестоких убийств, пережил несколько страшных ураганов и встреч с наркокурьерами и бандитами.