В кабинете Роны Двир кроме старшего редактора расположились Шай, Мики, Райлика. Результаты выборов благотворным образом сказались на настроении Роны, но виду она не подает. В ближайшем недельном приложении появится статья Шая Толедано на злобу дня. Рона, желая отвести от своей газеты упреки в левизне, предоставляет на сей раз первые полосы журналисту правых взглядов.
Предстоит обсуждение статьи. Райлика, уже не новичок, имеет голос, и его слышно. Рона довольна успехами юной сотрудницы, осваивающей редакторское ремесло и к тому же недавно занявшей место на университетской скамье.
— Господа, мы начинаем. На прошедших выборах левые взяли верх над правыми. Я не опасаюсь чрезмерного противостояния: победители, как правило, очень скоро приобретают черты побежденных, — сказала Рона.
— Коллеги! — воскликнул Шай, — Мне хотелось бы остеречь левых от гордыни, ибо успех — сын небес, и нет у него корней в земле. Я не сомневаюсь, что Вы, как и многочисленные читатели моих политических обзоров, согласны с тем, что они объективны. Поэтому я начинаю свою статью с похвалы левым и присоединяюсь к осуждению распоясавшихся жрецов, подстрекающих солдат к бунту, говоря: «Без страха взгляните в глаза приказу и вырвите его жало, если оно ранит нашу веру!»
— Браво, Шай! Дай бог, дальше не хуже! — вставил Мики.
— Наберитесь терпения, господин Парицки! — почти ласково заметила Рона Двир, весьма одобрявшая сделавшуюся с Мики известную перемену.
— Достойно похвалы намерение Левой партии уничтожить возмутительный контраст между кричащим наглым богатством и онемелой робкой бедностью. В этом — народ с левыми, и нам лишь остается трижды в день возносить к небу горячие молитвы, чтобы тяжелый дух коррупции не заглушил фимиам благих обещаний, — продолжил Шай.
Мики, откинувшись на спинку стула, приготовился возразить солидно и едко. Но его опередила юная ученица.
— Господин Толедано! Ваше двусмысленное замечание о горячей молитве уничтожает похвалу! — пропищала Райлика, оглянулась по сторонам и, как всегда, неуместно покраснела.
Все без исключения присутствующие посмотрели на нее одобрительно. Рона пожала ей запястье, сказала «Молодец!» и перевела выразительный взгляд на Шая.
— Мое замечание проистекает из опыта прошлого, дорогая Рай…, простите, госпожа Фальк! — добродушно возразил Шай.
— Прошу вас, господин Толедано, шагайте динамичнее, — сказала Рона.
— Центральная тема статьи — тема мира с герами, — продолжил Шай, — В этой точке мои похвалы левым уступают место горьким упрекам. Стремление к миру — не монополия левых, как им самим кажется, ибо мира желает весь народ эрцев. Но, похоже, левые — наивнейшая часть нашего народа. Их планы фантастичны и гибельны. Нельзя вооружать врага! Нельзя отдавать землю! Наконец, геры, воспитанные на ненависти к нам, не станут партнерами в переговорах. Им еще надо созреть! — патетически произнес Шай.
— В этом гвоздь вопроса! Политика, как и агрономия, знает средства ускорения созревания. Мы взрастим себе партнера! — смело возразил Мики.
— В этом головокружительном агрономическо–политическом эксперименте желаю вам успеха, а нам всем — его безопасного проведения, — сказала Рона и повернулась к Шаю, — Вы присоединяетесь к пожеланию, господин Толедано?
— В статье можно найти ответ на этот вопрос, госпожа Двир.
— Меня убеждает речь Первого министра. Он упомянул о Свитке неспроста. Я так надеюсь, что вскоре у нас появится Свиток… — задумчиво произнесла Райлика, и глаза ее наполнились грустью, и Рона заметила это, но объяснение сему обстоятельству не знала.
— Господин Толедано! — строго сказала Рона, сверля глазами Шая, — Все сидящие здесь знакомы с рукописью статьи. Я позволю себе высказать категорическое несогласие кое с чем. Разумеется, наша страна абсолютно демократическая, и у нас, слава богу, нет цензуры в прессе. При всем том прошу вас обдумать один из абзацев. Я имею в виду вашу беседу со жрецами поселений, расположенных за серой линией. Те, по своему обыкновению, делят эрцев на верных и неверных, полезных и вредных, на тех, кому можно доверять и тех, кто доверия не заслуживает. И для них само собой разумеется, что соль земли — это люди, живущие за серой линией, а обитатели Авива — пена и накипь людская. Не кажется ли вам, Толедано, такая классификация неприемлемой?