Было очевидно, что Нимрод быстро становится общим любимцем, притом не намеренно, но естественно. Красотой, статью, изысканностью остроумия и манер он привлекал к себе женщин. Непритязательностью и нечестолюбивостью речей усыплял извечную мужскую тревогу–боязнь успешного конкурента. Один лишь Тейман не был околдован чарами чужака. Он бдел над святыми книгами эрцев и искал и находил в них основания своей и братьев правоты. Необъяснимо для себя он угадывал в Нимроде недруга, ибо слышались ему в речах шназа фальшивые ноты либерализма и сомнения в книжных истинах. Замаскированная подозрительность — мать безопасности.
Две важные вещи требовались Нимроду безотлагательно. Во–первых, окрасить цветом знания белое пятно истории между прошлым и нынешним его бытием. Искушенный в учении, ум его быстро впитывал книги и мнения. Политическая мешанина газет становилась понятной. Он ужаснулся пережитой эрцами трагедии, и в нем зародились гордость за страну Эрцель и непреклонная готовность беречь последнее прибежище народа. Во–вторых, овладеть той штукой, в объяснении смысла которой Райлика в свое время не преуспела, и которую она назвала компьютером. И вот уж частая дробь клавиш выдает завидно быстрый успех.
Итак, одна, покончив с дневными трудами, другой, проглотив очередную порцию автодидактики, встречаются ежевечерне на улицах и в кафе Авива.
— А не пойти ли нам в театр? — спросил как–то Нимрод.
— Хорошая мысль, — без воодушевления ответила Райлика.
Она знала, что этого приглашения не избежать. Патриотическое чувство ее страдало от сравнения театральной афиши большого Авива и маленького Уухена.
— Что–нибудь из классического репертуара?
— Хорошая мысль, — повторился унылый ответ.
— Современная обработка древней комедии, — деликатно заметил после спектакля разочарованный гость.
— Смахивает на цирк, публика довольна.
— В другой раз послушаем музыку. Когда будут давать оперу…
— Рондера у нас не услышишь! — перебила Райлика.
— Отчасти можно понять…
«Эрцы в стране Эрцель живут, словно запертые в паровом котле, а клапана нет. Они изнуряют себя погоней за призраками, за фантомами то высшего духа, то земной утилитарности. Для искусства не остается воображения и сил. А разве шназы страны Ашназ не таковы? Возможно и таковы, но театр там и тогда — не в пример лучше. Должно быть, не всякая страна облагодетельствована таким достоянием, как театр.» — размышляет доктор Нимрод.
Что–то производит с людьми волшебный воздух страны Эрцель. Скованный робостью в прохладном Уухене, Нимрод явил неожиданную пылкость в горячем Авиве. Обнимал Райлику за плечи, искал ее руки, а как стемнеет, увлекал деву под сень облюбованного ими старого дерева и, то ли давая волю страсти, то ли усмиряя ее, целовал и целовал свою подругу. А та таяла в крепких объятиях, и мысли и сердце ее улетали к звездам.
Мы побеждаем страсти не оттого, что сами сильны, а оттого, что страсти слабы. В чем причина чудной метаморфозы? Уверенность хозяина родилась, и робости конец? Где Нимрод больше хозяин, а где больше гость — в Уухене или в Авиве? Или свободные нравы заразительны? Есть ли причина, нет ли ее, но твердо знает теперь скептик Нимрод — он любит свою Райлику. А та? Женское сердце, вместилище любви, наполняясь ею, становится невесомым и уносится в небеса.
Не в нашей власти знать, что будет, но чего не будет — порой решаем мы сами. Нимрод не вернется к господину Вайсу и вовек не увидит скромных его дочерей. Он хочет жениться на Райлике, хочет прожить с ней до старости жизнь в любви, ну, скажем, как Луиза и Бернар.
Влюбленные сидят за столиком в кафе. Оба нарядные. Празднуют вдвоем день рождения Райлики. Пьют вино и едят. На столе в вазе — подаренный Нимродом букет белых хризантем. Подходит пожилая дама, присаживается с разрешения. «Детки, я целый час любовалась вами. Мне не хватает денег расплатиться. Выручайте. Я живу рядом, через четверть часа вернусь и верну долг» — протараторила. Получив от Нимрода деньги, пропала. А вскоре вернулась, положила на стол монеты и перевязанный ленточкой толстый конверт. «Это вам, красивые и добрые детки, на долгую память!» — сказала и вновь исчезла.
Райлика развязала ленточку, открыла конверт, а там сияет новизной шелковый в красную и белую клетку платок. «Это нам на долгую память» — повторила Райлика. Сказавши «нам» — покраснела. Услышавши «нам» — Нимрод обрел вдохновение и решился. Порывистым жестом он схватил Райлику за руку, и выпалил давно заготовленное признание в любви, и просил ее стать его женой. Эстет, он собирался сделать это церемонно и красиво, а вышло так, как вышло. Всему виной воздух страны Эрцель. Ответ возлюбленной был немедленным, и сердце Нимрода воспарило. Жених и невеста поспешили к своему дереву, и целовались, и обсуждали скорую свадьбу.