«Свиток у нас, но события по–прежнему скользят по левой колее злонамеренной власти. Господь перстом своим указал на меня, удостоил счастьем совершить деяние, которое поворотит легковерные головы в правую сторону. Тогда и Свиток станет подлинно наш!»
«Левые преуспевают. Геры заманивают страну в ловушку. Какое уж там спасение!? Новых земель не приобретем и завоеванные утратим. Хорошо еще, что не все геры наивны, как наши левые. Благословляю ненависть геров к нам. Необходимо расшевелить их инстинкты!»
Хеврон зашел в спальню. Поцеловал Косби в лоб. «Не проснулась, это хорошо.» Дети под утро спят крепко. Каждому, по порядку старшинства, достался отцовский поцелуй. «Пора ехать. Благослови меня бог.»
Светает. Хеврон сел за руль. Сумку и автомат положил на сиденье справа. Час дороги до базы. Час раздумий. Имеющий силу признаваться обретает успокоение.
«Ах, Косби, я бывал несправедлив к тебе. Я эгоист, я знаю. Я редкий гость в нашем доме. Я скрытен. Я слишком мало думал о тебе. Что можно изменить сейчас?»
«Я знаю, Косби, ты не сомневалась в моей любви. За это благодарю. Я помню тебя невестой. В твоей семье не только не молились, даже праздников наших не знали. Заокеанские эрцы! Уступая мне, стала блюсти традиции. Без веры, но и видимость важна. И за это тоже благодарю. Ты считаешь меня фанатичным. Пусть ты права. Народ хранят его фанатики.»
«Мне не страшно, Косби. Вера — вот мой транквилизатор и мой адреналин. Как врач говорю. Я — почти мессия. Жизнь мою господь оценил высоко, приравнял к великой цели. Он уповает на достойного. Свершивший станет святым. Мне не страшно, Косби!»
Вот и база. У ворот поджидает патрульный джип.
— Заждались тебя, Хеврон, — гаркнул из джипа командир патруля.
— Медленно ехал, — ответил Хеврон.
— Все думаешь, мыслишь?
— Есть о чем.
Хеврон пересел в джип. Машина рванула с места. Двинулась в направлении деревень геров, вглубь за серую линию.
— Ты бледен сегодня, Хеврон!
— Тебе кажется.
— Боюсь, что нет. Ты в порядке?
— Пожалуй, глотну утренней прохлады. Я выйду здесь. Я посижу. Тут не опасно. Вернетесь из деревни — заберете меня.
— Будь по твоему.
Хеврон вышел, уселся на землю. Джип тронулся.
— Нельзя терять его из виду. Заедем за тот холм и будем наблюдать, — сказал командир водителю.
— Луиза, Луиза! Сюда! Немедленно! — раздался вопль из гостиной.
— Что случилось, Бернар?
Испуганная Луиза, как могла быстро, вбежала в открытую мужем дверь гостиной. Никогда прежде она не видала мужа в таком исступлении.
— Слушай! — крикнул Бернар, указывая на телевизор. На экране крупным планом вырисовывалось гневное лицо Первого министра. Он заканчивал краткое экстренное обращение к гражданам страны Эрцель: «Хеврон Фальк — наша беда и наш позор!»
— Боже мой! Бернар! Что это значит? — заголосила Луиза. Слезы брызнули из глаз.
— Что–то страшное произошло! Я не знаю. Включил телевизор минуту назад!
— Что с ним? Он жив?
— Не знаю ничего! Едем в Бейт Шэм! Я не могу вести машину, руки дрожат. Одевайся, я вызываю такси.
Шофер такси непривычно молчал. Он догадывался, кто есть его пассажиры, эти плачушие старики. По радио звучала истерическая патетика предводителя геров, коего Левая партия прочила в партнеры страны Эрцель и воспитывала для этой цели. «Люди, спасите мой несчастный народ! Геры избрали мир и жизнь, эрцы ответили войной и смертью! Защитите мой бедный народ!» — разрывал эфир скорбный крик.
Весь клан Фальков собрался в доме и во дворе дома Хеврона. Здесь же Нимрод, Итро, соседи. Двор не вмещает всех. Плач и стон до небес. Телевизор и транзисторные приемники. Запрещение армейской цензуры на публикации. Район объявлен закрытой военной зоной. Журналисты со всего света тут как тут и с часа на час ждут отмены всяческих запретов. Мировая пресса, сильнейшая власть на земле, любит страну Эрцель — непересыхающий источник новостей.
Трудно в точности знать, что происходит, но ясно, что свершилось непоправимое, и горе пришло в дом и навсегда поселилось в нем. Косби в окружении детей, устала от слез. Эрцит покинул уста, говорить могла лишь на языке безоблачного заокеанского детства.
Гилад, Тейман и Итро держались вместе. На физиономиях написана заговорщическая важность. Они вполголоса обменивались редкими многозначительными фразами, как люди, знающие больше прочих. Казалось, время от времени по лицам их пробегала тень страха.