Поздним вечером Шай Толедано сидел в своем маленьком редакторском кабинете и тяжело ворочал усталыми мозгами. Изнурительные для прессы дни. Буря политической борьбы разыгралась не на шутку. Поспеть, увидеть, услышать, прочитать, написать. Не хватало дня. Теперь и вечера не хватает. Шаю, как и прежде, близки правые идеи, хоть и не все. Деяние Хеврона Фалька грузом легло на совесть. «Безумие пожирает здравомыслие» — размышлял Шай. Он полон почтения к Первому министру, в испытаниях стойкому, как оловянный солдатик. «Кажется, я раздваиваюсь!» — думал.
Вошел Мики Парицки.
— Приветствую тебя, боевой товарищ! Ты на посту в столь поздний час! — проговорил вошедший.
— Рад тебе, дружище! Принес материал?
— Какая же еще причина сведет двух психов ночью в редакции?
— Клади рукопись на стол. Посмотрим завтра. Садись, я сварю кофе.
— Кофе? Хорошо. Не иначе, хочешь занять гостя беседой!
— Хорош гость! Хозяином обосновался у нас.
— Шай, нет времени рассусоливать. Разливай кофе, да выкладывай поскорей.
— Что ты думаешь о диспуте и плебисците, Мики?
— Чудный шанс для звезды господина Ламма блеснуть на авивском небосводе.
— А если серьезно?
— Не потерять бы истину в излишних спорах! А так, я — как все наши: жду и надеюсь.
— Хорошо, что упомянул Нимрода.
— Как не упомянуть его? Он свел с ума страну Эрцель.
— Довольно иронии.
— А ты переходи к делу.
— Мики, день диспута совпадает с религиозным праздником. Это плохо. Я информирован. Правые и люди Шука будут слишком возбуждены. Есть горячие головы. Дело может принять дурной оборот.
— Вече под охраной тысяч полицейских. Чего же еще?
— Я думаю, следует перенести диспут на другой день.
— Я пешка! Скажи Нимроду!
— Я говорил ему! Предупреждал, что есть опасность лично для него.
— И что же?
— Он рассмеялся в ответ, сказал: «Угрозами меня не запугать!» Молодой, наивный, упрямый шназ!
— Предоставь дело Райлике.
— Говоривши с Нимродом, мне теперь невозможно обращаться к Райлике.
— Боишься, Нимрод догадается, что ты думаешь, что он подкаблучник?
— Я так не думаю…
— Что вам угодно от меня, господин Толедано?
— Остереги Райлику, скажи, что многие ненавидят Нимрода.
— Да ведь нет опасности! Фантазируешь!
— Мики, это важно. День диспута надо менять. Я на тебя надеюсь.
Мики принял задумчивый вид. Шай расценил молчание друга, как знак неохотного согласия.
«Возможно, Шай прав. Но какого черта? Уж хлопотал однажды за этого выскочку–шназа! Пусть намнут ему бока! Ладно, утро вечера мудренее» — размышлял Мики по дороге домой.
Утром Мики вспомнил ночной разговор. И не унял гордыню, и не одолел зависть.
И было утро, и был вечер, день последний.
В станах противостоящих партий составлены речи, приготовлены каверзные вопросы к противнику, выучены импровизированные ответы. Завтра, в праздничный день — вече народное.
Не спокойно на сердце у Райлики. С тех пор, как Нимрод двинулся в гору, стал одними любим и другими ненавидим, свеча тревоги то тускло, то ярко горит в ее душе. Кто больше всего на свете жаждет покоя, от того непокой не отступает.
— Береги себя, Нимрод. У тебя не только противники, есть и враги.
— Я не боюсь, Райлика!
— И правильно, не бойся! Но береги себя, милый!
— Ты что–нибудь слышала? Что–то или кто–то грозит мне?
— Ничего определенного. Но завтра диспут. Воздух тяжел, как перед грозой. А ты слышал?
— Я — да, то есть нет… — осекся Нимрод.
Райлика разыскала Итро. В этот день он находился в Авиве, в штабе Правой партии.
— Здравствуйте, Итро. Удивлены?
— Здравствуйте, Райлика, я рад вас видеть. Что привело вас сюда?
— Итро, вы не из наших, но я доверяю вам больше, чем братьям. Я боюсь за Нимрода. Ему ничего не грозит?
— Райлика, мы противники, которые блюдут закон.
— Вы не ответили. Нимроду ничего не грозит?
— Нимроду ничего не грозит. Ваш вопрос обиден, но извиняется любовью.
— Ах, Итро! Вы лучший среди ваших! Обещайте мне, что сбережете Нимрода!
— Райлика, вы растрогали меня! Клянусь, волос не упадет с головы вашего мужа! Хотя клятва вовсе ни к чему. В конечном счете, у всех эрцев общая цель, не так ли?