V
Гелий внезапно замолчал, охваченный непонятным возбуждением. Врач подал ему табак.
— С этой мыслью я вошел в Страну Гонгури, — сказал Гелий. — Да, представляешь ли ты смену моих переживаний? Все, что я рассказывал, есть как бы воспоминания Риэля, все, что я расскажу, я пережил на самом деле, и эти образы, живущие во мне, обладают таким же тоном реальности, как мои представления о ходьбе по каменному коридору с прелым воздухом и гуле замка в тюремной двери. Я знаю, все можно объяснить фантазией, но тогда фантазия — это настоящая жизнь. Слушай!
Очарованный своей мыслью, я подошел к машине, держа в руке светящийся шар. Его слабое сияние едва выхватывало из мрака отдельные предметы. Сквозь громадное пустое пространство открытого окна виднелось безлунное небо и легкий теплый ветер дышал благоуханиями садов. Было темно, но высокие кипарисы — факелы мрака — все же выделялись на звездном небе. Маленькие метеориты иногда сгорали, мгновенно отражаясь в море. Вдруг, осветив все прибрежье, вспыхнула зарница. Моя машина призрачно сверкала полированными поверхностями своих бесчисленных частей, то громадных, то удивительно тонких и миниатюрных, когда я устанавливал Голубой Шар. Машинально я привел в действие многие механизмы и, взойдя на особое возвышение, заглянул в окуляр. Так я помню все очень ясно.
Молекулы неизвестного фосфоресцирующего вещества оказались чрезвычайно сложными. Они отражались на жемчужном экране, подобно настоящим звездным скоплениям ослепительно сверкающих частиц, стремившихся в поле зрения потоком бриллиантов. Почти против воли я замедлил увеличение, любуясь красивым элементарным зрелищем, напоминавшим мне прежнее увлечение искусством сияющих цветов. Потом я уловил движения одной выбранной наудачу частицы и стал постепенно приближать ее, созерцая. Это была простая желтоватая звездочка, и я оставил ее, заинтересовавшись одной из планеток. Неведомые силы наклонили ось ее вращения по отношению к центральному светилу более, чем на 20°, вследствие чего каждое полушарие то замерзало, то пламенело от зноя, как Паон. По разным признакам я определил, что колебание температуры в умеренных поясах кое-где достигало ста градусов и больше. Я приблизил этот маленький адик еще и мой взор упал на синюю поверхность океана. Развлекаясь, я мгновенно отодвинул его в сторону и очутился в лесу настоящих деревьев. Группа прелестных четвероногих, напоминающих антилоп, паслась на берегу ручья. Вдруг маленькое стадо с непостижимой быстротой исчезло в чаще, но одна из антилоп осталась. То могучий желтый хищник, подкравшийся невидимо как злой дух, убил ее, одним движением разорвав ей горло. Быстрое пламя наполняло мои жилы.
Итак жизнь вездесуща! Я вспомнил, несколько дней перед этим во время туманного разговора о последних тайнах, Везилет рассказал мне о своих новых исследованиях явления мировой энтропии и о своей любви ко всякой жизни, вступающей в неравную борьбу с этим грозным процессом вечного обесценения энергии. И вот внезапно оказывается, что жизнь насыщает собой мертвое вещество, повторяясь в однообразных формах и арена мировой битвы расширяется невероятно. Да, Везилет будет восхищен.