— Не могу найти, — оказал он, чуть разводя руками.
Мы поговорили о том, что «сейчас» не до искусства…
«Но вещь мне понравилась, понравилась», — повторил Горький, вероятно мне в утешение. Больше мы не встречались.
— В такое время надо крепче держаться за жизнь и не жалеть других, — сказала Лери Рейснер.
В лирических стихах она писала о себе в мужском роде, но она была женщина. У Троицкого моста, у гранитной набережной, пищал беспризорный кот. Лери подобрала беспризорника и засунула его ко мне за пазуху. Я принес его домой вместо «Открытия Риэля».
В 1920 году я был вридзавгубюстом в Красноярске. Это был первый оседлый год, считая с октября 1917 года. Я подписывал смертные приговоры и выручал спешно приговоренных к смерти, председательствовал в «Реквизиционной комиссии» и вводил революционную законность, раздавал: церковное вино — Губздраву, колокола — Губсовнархозу и руководил «Комиссией по охране памятников искусства и старины». В «Красноярском Рабочем» я редактировал «Бюллетень распоряжений». В Красноярске были поэты. Я стал редактировать еженедельный литературный уголок, называвшийся «Цветы в тайге». Город был вообще «литературным»: председателем Губиополкома был в то время Феоктист Березовский; но т. Березовский хитрил и писал тогда только мемуары и критику, направленную против современных, несуразных, по его мнению, литературных «новшеств».
«Цветы в тайге» были признаны «навозом в тайге», а редактирование их слишком легковесным для заведывающего губернским отделом.
Я был переброшен в Канск. Я был одновременно завагитпропом, завунолитпросвегом, завуроста, редактором газеты и председателем товарищеского дисциплинарного суда. В это время я получил копию «Открытия Риэля», сохранившуюся чудесным образом, как говорили. Мне стало жаль воскресшей рукописи: она могла пропасть бесследно в любую минуту. Я выкинул благородного пастора и блоковскую девушку, поместил своих героев в более подходящее место — в одиночку колчаковской тюрьмы — и напечатал на бумаге, принадлежавшей газете «Канский Крестьянин» книжку, под названием «Страна Гонгурии». На обложке стояла надпись: «Государственное Издательство». Это было совершенно незаконное, самозванное издание; но в данном случае я действовал по линии «Охраны памятников искусства и старины». Расходы мне удалось вернуть. Канские крестьяне покупали книжку: бумага была подходящая для курева, а цена недорогая: всего 20.000 руб. за штуку.
После выхода моей книги «Высокий Путь» М. Горький прислал мне короткую записку.
«„Открытие Риэля“, — писал Горький, — было напечатано под титулом „Страна Гонгури“ в Канске, в 1922 году. Об этом вам следовало бы упомянуть. Сделанные вами исправления не очень украсили эту вещь. Однако, мне кажется, что вы, пожалуй, смогли бы хорошо писать „фантастические“ рассказы. Наша фантастическая действительность этого и требует. Всего доброго. А. ПЕШКОВ».
В этом письме самым удивительным для меня было, каким образом из солнечного своего Сорренто Алексей Максимович заметил рождение «Страны Гонгури», на берегу таежного Кана.
В те дни стояли большие морозы. Антициклон лизнул нас сухим языком. Ртуть Реомюра падала до — 40. Записка Горького была не менее суха и его «пожалуй» — даже сурово. Но почему-то все же казалось, что это не морозный, а теплый туман Тирренского моря залил мою новосибирскую улицу Максима Горького. Если величайший писатель современности говорит, что он до конца жизни останется учеником, то что сказать о себе?.. Но не потому, что «познание есть наслаждение», а потому, что познание — страсть, как голод и любовь, ведущая к одной цели, независимо от того, радует она или мучает…
Вивиан Итин
Страна Гонгури. Канск. 1922 г. 86 стр.
Фантастическая повесть «Страна Гонгури» написана в 1917 году и была принята М. Горьким под названием «Открытие Риэля» для журнала «Летопись», но не была напечатана ввиду закрытия журнала. Теперь в несколько переработанном виде она издана в Канске. Фабула повести такова:
Коммунист-партизан Гелий, интеллигент, возвратившийся из Америки в Советскую Россию, сидит в Красноярской тюрьме со своим старым товарищем, Доктором. Завтра чехи должны расстрелять Гелия. Доктор погружает Гелия, по его просьбе, в глубокий гипнотический транс, чтоб он мог посетить страну Гонгури — страну его поэтических мечтаний. Рассказ проснувшегося Гелия о своей жизни в этой стране, где он был молодым ученым Риэлем, и составляет содержание повести. А утром Гелия убивает сопровождавший его чешский конвой, якобы за попытку к бегству.