Беверли с трудом добралась до дивана. По мере того как складывались фрагменты пазла, сознание начало работать более размеренно и четко. Пока она ходила за продуктами и красила кухню, Гэри отправился в начальную школу Джона Смолла и обо всем договорился. Объяснил директору, учителю и водителю автобуса, что Беверли похитила их сына и является опасной преступницей: в ее доме спрятаны оружие и наркотики; в качестве доказательств были предъявлены фотографии. Отдельно Гэри подчеркнул свою заботу о мальчике. А затем представил простой план спасения ребенка, когда тот находится в школе, – чтобы не пострадал от действий матери.
Скоро здесь будет полиция и ее арестуют. Пока она сидит на диване, они уже мчатся к дому!.. Впрочем, мысль о том, что остаток жизни она проведет в тюрьме, ее не пугала. В ужас приводило лишь понимание, что она никогда не увидит сына.
«Томми больше нет, – повторял голос в голове, доносясь из фиолетового тумана. – Томми больше нет. И это не изменить и не исправить».
Мысли все больше путались, ощущения расплывались и словно бледнели. В то же время фрагменты мозаики медленно, но верно вставали на свои места.
Когда она попадет в тюрьму, Гэри начнет вымещать свою злость на сыне, и ее милый мальчик превратится в жестокого и опасного человека.
Молнии продолжали раскалывать небо, гром гремел так, что заглушал шум проливного дождя. В доме становилось все более мрачно и страшно, но Беверли ничего не замечала. Будущее было подернуто черным флером, жизнь потеряла смысл, все, о чем она мечтала, рухнуло, и единственный выход – это забвение.
Томми…
Она никогда не увидит, как ее мальчик играет в футбол, не сможет восхищаться, как он бьет по воротам и забивает голы; она не будет любоваться им, одетым на вечеринку или выпускной бал. Она не сможет пережить вместе с ним его первую влюбленность и радость приближающегося Рождества. Она никогда не увидит, как он водит машину, как становится молодым человеком, как оканчивает школу и колледж. И никогда больше она не услышит его смех.
Все ее мечты и планы рассыпались в прах. Плакать бессмысленно. Сделать ничего нельзя.
Беверли долго сидела не шевелясь, не находя в себе сил ни двигаться, ни думать. Дыхание замедлилось, туман стал еще темнее и гуще, заполнив душу ощущением невосполнимой потери и безграничной печали. Прошлое терялось в безрадостном мраке, будущее сулило только боль, однако самым страшным было настоящее – переполненное тоской и отчаянием. Беверли встала с дивана, словно в трансе, медленно поднялась по лестнице. Обе руки и колено пульсировали от боли, но она ничего не замечала, движимая одной мыслью: «Как она могла так подвести своего мальчика?!»
На полу в комнате Томми лежал пластиковый мешок для мусора, с которым она искала по всему дому наркотики. Беверли включила лампу, присела на край кровати и стала рыться. Где-то там – на дне пакета, среди отравы для грызунов – должно быть нужное ей средство. Она вытаскивала одну за другой упаковки и бутылочки, читала этикетки и бросала на пол. Вот наконец и почти полная бутылочка «Амбиена». Отшвырнув ненужный теперь пакет, Беверли вышла из комнаты.
На кухне ее ждали запахи подгоревшей курицы и протухшего гамбургера, беспорядок на полу и кровь на столе. Ей было все равно. Она наполнила стакан водой из крана. Выглянув в окно, подумала, что скоро здесь будет Гэри вместе со своими приспешниками из правоохранительных органов. Но мысль о неминуемом аресте ее не волновала, ее вообще ничего не волновало, потому что волноваться было больше не о чем, да и выхода не было.
Поднявшись по лестнице, Беверли вернулась в комнату Томми и села на край его кровати. Она высыпала таблетки из бутылочки и начала глотать одну за другой, запивая водой. Потом легла, думая о том, что запах Томми почти пропал. Но это ничего, потому что скоро вообще все закончится. Причем ощущение завершенности было ослепительно ярким и заглушило все, что она чувствовала за последние несколько часов. Закрыв глаза, Беверли отдалась чувству приятного облегчения и покоя. А затем наступила тишина.
Часть седьмая. Колби
45
Я надеялся, что мы с Морган вместе позавтракаем, но из-за репетиции она отказалась. На то, чтобы поцеловать меня и собраться, у нее ушло несколько минут, и вот мы уже едем обратно в «Дон». В холле отеля нам встретилась семья с детьми, и я заметил, как Морган бросила на них взгляд, прежде чем поцеловать меня самым целомудренным из всех поцелуев, – причем я буквально затрепетал от желания. А потом с любезной улыбкой она пригласила меня присоединиться к их компании у бассейна, и, хотя мне никто, кроме нее, не был нужен, я согласился – успокаивая себя тем, что у нее с подружками последняя неделя совместного отдыха.