- О боже! Лондон! – мама хлопнула рукой по столу так, что чашки подпрыгнули. – Ну конечно же, это Лондон!
- Та-ак, - деловито потерла ладони Боу, - принесите этому мальчику стул, мы берем его в команду! Уж сейчас-то мы вас сделаем, - шутливо погрозила она Стюарту. – Присаживайся, Роджерсон!
- Нет, нет, нет, - запротестовал папа, помахав брошюрой с правилами. – Здесь ясно говорится, что одна команда не может быть больше другой!
- Нам пора идти, - громко сказала я. – Правда.
- Бросай кубик, ну же! – поторопила мама папу. Боу пододвинула стул и потянула Роджерсона на него, затем протянула ему печенье, которое он вежливо взял, но есть не стал. Мне хотелось провалиться под землю от стыда.
- Хорошо, - провозгласила Боу. – Джек и Стюарт! В античности это считалось застывшим светом или слезами богов. Что это было? Время! – она хлопнула по таймеру.
Стюарт и папа как один сдвинули брови, потянулись за печеньем и начали задумчиво жевать.
- Кажется, кому-то нужен независимый эксперт, - передразнила мама отца.
- Не знаю, - удивленно ответил папа. – Застывший свет или слезы богов… Возможно, это было нечто природного происхождения…
- Время вышло! – воскликнула мама под звон таймера и показала отцу язык. Папа потер подборок и покачал головой, глядя на Стюарта с раскаянием.
- Ладно, тогда Роджерсон, - предложила Боу. – Что ты думаешь?
Роджерсон посмотрел на меня. Я закатила глаза.
- Янтарь, - отозвался он. – Застывшая смола. Правильно?
Боу кивнула, а мама взглянула на меня, расширив глаза, и я поняла, что она впечатлена.
- Роджерсон, ты просто гений!
Боу энергично закивала.
- Откуда такой широкий кругозор?
- Нам правда пора идти, - сделала еще одну попытку я.
- Не знаю, - пожал плечами мой парень. – Просто смотрел слишком много National Geographic, думаю, в этом все дело.
- Бросай кубик, Маргарет, - сказал отец, поднимаясь. – Роджерсон, было приятно с тобой познакомиться, - он протянул руку.
- И мне, сэр, - Роджерсон пожал ее. Затем он протянул руку Стюарту, но тот просто похлопал его по плечу – Стюарт не признавал официального общения.
- Повеселитесь, детки, - весело сказала Боу, маша нам на прощание, когда мы наконец-то направлялись к дверям.
Оказавшись на улице, Роджерсон снял бандану и убрал её в карман, встряхнув головой.
- Мне так жаль, - смущенно сказала я, когда мы сели в машину. – Они просто… Они немного странные, когда играют в эту игру. Она как наркотик или еще что-то.
- Все в порядке, - ответил он, заводя мотор и включая радио. Led Zeppelin. Прелестно.
- Так, - заинтересованно спросила я, - откуда ты столько знаешь?
- Ну, ты же слышала, что они сказали – я гений, - Роджерсон усмехнулся и достал сигарету.
- А если серьезно? – я пододвинулась ближе. – Чего еще я о тебе не знаю?
Он покачал головой, выдыхая дым.
- Скоро узнаешь. Длинных историй всегда много.
-О, ну конечно, - хмыкнула я. – Ты прямо ходячая загадка.
Он рассмеялся.
- Дело в волосах, ты же знаешь.
- Да, - отозвалась я, проводя рукой по его лицу, такому загадочному и такому родному. – Я знаю.
***
Если мы с Роджерсоном не сидели в его машине или не ездили по всему городу, значит, мы были в его огромном доме, устраивая беспорядок на безупречно убранной кровати. Сейчас я вела себя совершенно иначе, моим кредо стало: «Не-Кэсс-поведение», так что, может быть, именно это и послужило причиной тому, что у нас с Роджерсоном все происходило довольно быстро. До этого мой опыт с мальчиками был весьма ограничен. Одного парня, Энтони Уэйна, я встретила в лагере летом. Мы были яркой, если так можно сказать, парочкой, практически не отходили друг от друга, но, когда он вернулся домой, в Мэн, все просто сошло на нет. Типичный летний роман. Затем, где-то через год, я встречалась с выпускником Эмметом Пеком – он сидел рядом со мной на уроках экологии. Мы были вместе четыре месяца, и он хотел, чтобы я переспала с ним. Но, как бы сильно он мне не нравился, я не могла переступить некую черту – так что мы расстались. Серьезно, мне всегда хотелось, чтобы мой первый раз произошел с кем-то, кого бы я действительно запомнила, и сейчас я чувствовала, что, вероятно, скоро буду готова к этому. С Роджерсоном. Но все же здесь я не торопилась, ведь такой момент должен быть особенным, а не произойти походя, в пылу любовной горячки. Он, кажется, понимал это и готов был ждать, но, когда его руки двигались к «опасной зоне», а поцелуи спускались по шее и ниже, я понимала, что ждать слишком долго он не намерен. Впрочем, теперь я начала осознавать, что имела в виду Рина, когда качала головой и улыбалась в ответ на мои вопросы о том, что же она нашла в Билле.
Роджерсон казался человеком из другого мира, с ним я словно открывала все заново. Даже жизнь с ним становилась другой. После тренировок он всегда подвозил меня до дома, на вечеринках представлял друзьям, которые смотрели на меня, как на мультяшного персонажа, а не обычную девушку. С ним я чувствовала себя особенной. Я становилась другой. Не Кэсс. Но и не Кейтлин О`Корин.
Впрочем, об этом я старалась не думать, ведь с ним все менялось только в лучшую сторону. И, боже мой, как же сильно я его любила! Мне нравилось в нем абсолютно все – запах его кожи, такой терпкий и сладковатый, его дикарская прическа («Всё дело в волосах!»), то, как он клал руку мне на талию, когда я подходила к нему. Он был таким внимательным, его глаза всегда следили за каждым моим движением, словно он был готов подхватить меня в любой момент и уберечь от всего на свете.
Конечно, наркотики никуда не делись. Роджерсон участвовал в рискованном бизнесе, продавая травку, кокаин и другие запрещенные вещества ребятам из Perkins Day и Джексонской школы. Из-за этого, плюс еще тот факт, что он никогда не упоминал о школе, я была удивлена, когда однажды нашла в его комнате проверенный тест по алгебре (где он набрал 98 баллов) и реферат по английскому - «Штормы и жертвы: погода и эмоции в «Короле Лире», за который он получил A- (*оценка «A» в европейской и американской система образования равняется нашей «5»). Видимо, «Исторические поиски» были не единственной сильной его стороной. Под сиденьем машины я обнаружила скомканное письмо от босса Роджерсона, где говорилось, что он, Роджерсон, «мог бы идти по правильному пути, но его легко сбить с дороги». Роджерсон был перфекционистом во всем – от знаний в починке машин до построения сложных предложений на французском. Мне же предстояло подтянуть свои оценки, потому что в последнее время я стала проводить гораздо больше времени с ним, даже когда мои родители думали, что я занята чем-то, связанным с командой болельщиц.
Мама, отвлеченная появлением Кэсс в «Скандалах Ламонта», перестала постоянно спрашивать о тренировках и уже не так рьяно интересовалась моей внешкольной жизнью. Мне снова стало немного легче дышать, ведь сестра вновь появилась на сцене, даже будучи вдалеке, так что теперь я могла беспрепятственно проводить каждый вечер в машине Роджерсона.
Ему это нравилось, он говорил, что я нужна ему, пусть даже я просто сижу рядом и грызу карандаш, пытаясь решить задачу по тригонометрии, пока он развозит пакетики по домам в разных концах города. Если мне не хотелось приходить домой слишком рано, а его дела были закончены, он подвозил меня на нашу улицу, но останавливался, не доезжая до дома, и мы просто сидели в машине, разговаривая и целуясь. Если же я хотела провести вечер дома, он все равно приезжал и останавливался под моими окнами, сигналя время от времени. Тогда я выходила наружу, и он опускал стекло со своей стороны.
- Ну же, совсем ненадолго, - просил он, умоляюще глядя на меня. – Я даже включу эту дурацкую музыку, которая тебе так нравится!
- Роджерсон, - отвечала я, - ведь я уже говорила: мне нужно заниматься! Ты что, не понимаешь?
- Понимаю, - говорил он, открывая дверь. – Просто на минутку. Мне нужно поговорить с тобой.