- Ага. Точно.
- Честное слово! – и он строил смешные обиженные рожицы. – Неужели ты мне не веришь?!..
Это всегда заканчивалось тем, что я сдавалась и забиралась в машину, где мы «разговаривали, просто на минутку» - наши пальцы переплетались, его губы мягко касались моих, и я забывала все, что учила еще пять минут назад – итальянский Ренессанс, Периодическую таблицу или «Макбет» - напрочь.
В некоторые вечера всё было по-другому. Роджерсон не говорил ни слова, я садилась рядом, и он прижимался ко мне, клал голову мне на колени, а я перебирала его волосы, пока он не начинал дремать. Я спрашивала себя, не ударил ли отец его вновь, но никогда не интересовалась напрямую. В такие вечера всё казалось паззлом, в котором недостаточно фрагментов, чтобы собрать целую, понятную историю. Всё, что мне было известно – что он был тихим, никогда не говорил, не подумав. Что водил, как одержимый. Что выходил из себя, лишь когда ему приходилось ждать кого-то, или те, с кем он договорился встретиться, меняли место встречи, не предупредив заранее. Что он любил брата, уважал мать и никогда не говорил об отце. И сколько бы я не пыталась узнать больше о его семье, все мои попытки раз за разом терпели поражение – он так искусно менял тему, что казалось невежливым спросить что-то снова.
Но и такие молчаливые вечера я тоже любила. В них было что-то странное и нежное, когда мы просто сидели рядом, его голова покоилась на моих коленях, а я задавалась вопросом – что же случилось у него дома, что принесло его сюда, почему он так нуждается во мне? Это напоминало мне мои собственные чувства в день побега Кэсс, когда я пришла в её комнату, пытаясь найти ответы на мучавшие меня вопросы.
Мы сидели с Роджерсоном в его машине, пока папа не щелкал дважды выключателем в своем кабинете, гася и вновь зажигая свет. Тогда я будила Роджерсона, целовала его на прощание, и он уезжал, а я шла домой. И, лежа в своей постели, в тепле и уюте, я закрывала глаза, вспоминая его дыхание, и надеялась увидеть его в Стране грёз.
***
Потрясающие знания Роджерсона не переставали удивлять меня. Казалось, в мире не было ничего, о чем бы он не знал. Однажды, когда он менял масло в своей машине, я сидела на складном стуле в его гараже, делая домашнюю работу. Гараж семьи Биско был буквально забит. Мать Роджерсона была одержима шопингом, так что большая часть пространства была уставлена коробками. Кроме них там были рыболовные снасти мистера Биско и кладбище тренажеров – беговая дорожка, велосипед и какая-то странная конструкция, напоминающая лыжный трамплин. Когда Роджерсон был занят машиной, я обычно была предоставлена сама себе, и могла часами болтаться вокруг, разглядывая вещи. Но сегодня я пыталась победить историю Америки, которую мне нужно было знать к ближайшей пятнице – наш учитель, мистер Алоре, решил, что дать тест накануне выходных будет хорошей идеей. Может, и так, вот только он никогда действительно не объяснял нам материал. Ты либо знаешь, либо нет – и вот недавно я угодила во вторую категорию.
- Боже, это просто смешно, - сказала я Роджерсону, или скорее его ногам, которые торчали из-под машины. – Как, предполагается, я должна выучить всю эту ерунду?
- Да брось, это не может быть настолько сложно, - отозвался он.
- Ага, конечно, - я вынула из учебника сложенный вдвое листок с моим последним тесом, за который я получила ровно ноль. – Вот, например, вопрос четвертый. «Виктория» - какому кораблю принадлежало это название?»
- Подай мне гаечный ключ. Он возле твоей ноги, - попросил он, и я пинком отослала ему инструмент. – Спасибо. Кругосветное плавание.
- Чего? – не поняла я.
- «Виктория». Это название носил корабль, совершивший первое кругосветное плавание. Магеллан. 1522 год. Правильно?
Я посмотрела на второй листок, где мистер Алоре написал верные ответы.
- Да, - удивленно сказала я Роджерсону.
Что-то громко загремело под машиной.
- Черт! – выругался Роджерсон. – Проклятые заржавевшие винты!
Я снова взглянула на вопросы
- Роджерсон?
- А?
- Кто был первым человеком, покорившим Эверест?
- Сэр Эдмун Хиллари. 1953 год.
Он вылез из-под машины и встал, затем подошел к ящику с инструментами.
- Индейцы Оджибва больше известны как…?
Роджерсон достал из ящика отвертку, внимательно изучил её и бросил обратно.
- Чиппева.
Невероятно!
- В каком созвездии можно найти скопление звезд, называемое Плеядой?
Роджерсон снова полез под машину.
- Семь сестер, - донесся до меня его голос. Я посмотрела в ответы. – Также известны как Телец.
Снова правильно. Я отложила листок.
- Роджерсон, откуда ты все это знаешь? – я поднялась, подошла к машине и присела на корточки рядом с ним. – Это просто… С ума сойти!
- Не знаю, - буркнул он.
- Ну да. Никто не знает всякую чепуху вроде того, что щитовидная железа находится за грудиной. Это странно!
- Вилочковая.
- Что?
- Вилочковая железа находится за грудиной, а не щитовидная, - пояснил он, подтягивая к себе поддон.
- Неважно, - махнула рукой я. – Ты гений – или что?
Он усмехнулся.
- Нет, просто в детстве я очень интересовался наукой и историей. И мой дедушка, кстати, тоже. Он покупал мне книги на каждый День рождения, а потом проверял мои знания. Это ерунда, на самом деле.
Но для меня это не было ерундой. Роджерсон удивлял меня всякий раз, когда начинались викторины на National Geographic, передачи на радио вроде «Вопрос-ответ» и все такое. Он постоянно отвечал правильно, опережая участников и ведущих. Вскоре я стала пытаться подловить его на чем-то, чего он не знал, но ничего не выходило.
- В физике, - внезапно спрашивала я, когда мы сидели в «Тако Белл» и ждали своего заказа, - что означает заглавная W?
- Энергию, - говорил он, протягивая мне буррито.
- Какие две планеты одинаковы по размеру? – шептала я ему на ухо между поцелуями в машине.
- Боже. Венера и Земля.
- Роджерсон, - сладким голосом начинала я, когда мы смотрели видео у него дома, - где можно найти пелагическую зону? (*пелагическая зона/пелагиаль - зона моря или океана, не находящаяся в непосредственной близости от дна)
- В открытом океане, - отвечал Роджерсон. – А теперь замолчи и дай спокойно посмотреть соревнования.
***
Ни одна из моих подруг из группы поддержки не нравилась Роджерсону. Рина была единственной, с чьим присутствием он еще как-то мирился, да и то неохотно. По его словам, она была слишком шумной, но, тем не менее, ему нравилась её храбрость.
С тех пор, как она стала встречаться с Биллом, я стала видеть её реже, а чуть позже она рассказала, что встретила какого-то парня из колледжа на распродаже в торговом центре, и теперь он тоже увивается за ней. В итоге единственным местом, где мы с ней виделись, стали тренировки. Если я была не на них, значит, я проводила время с Роджерсоном и его друзьями.
Мы были вместе уже месяц, когда однажды в субботу он привез меня в старый фермерский домик за городом. Он был выкрашен в ярко-желтый цвет и казался единственным веселым пятном на большом дворе, окружавшем его. Рядом были припаркованы две машины- желтый Фольксваген и коричневый пикап. Когда мы с Роджерсоном вышли из его машины, до меня донеслись звуки включенного телевизора.
- Входите! – крикнули изнутри в ответ на стук Роджерсона в дверь, и, когда мы вошли, я увидела симпатичную девушку с длинными светлыми волосами, сидевшую на диване перед телевизором, вытянув ноги перед собой. Комната была маленькой, но очень светлой – стены были покрашены белым, солнечный свет заливал все пространство через большое окно, на подоконнике стояло несколько цветочных горшков. Посреди комнаты стоял кофейный столик, на нем разложены журналы, пачка сигарет, несколько браслетов и пара конвертов. На телевизоре стоял стеклянный аквариум в форме шара, и в нем кругами плавала золотая рыбка. Девушка на диване курила сигарету и смотрела «Домашний магазин», который я сразу же узнала (мама частенько смотрела выпуски, надеясь увидеть там пару интересных кукол). Прямо сейчас ведущая пыталась продать зрителям браслет из циркония, который она крутила в руках, показывая так и эдак.