— Хорошо, — тихо ответила Сейдж.
— Прости, что я так рассердился, — проговорил Джейк и нахмурился.
— Насчет папы у нас с тобой полное равенство. Ты должен это признать — мы узнаем его вместе.
— Ты говоришь так, как будто это хорошо.
Сейдж покачала головой, на мгновение потеряв дар речи: она не думала, что это хорошо, совсем нет.
— Все там, — наконец вымолвила она, прикрыв ладонью глаза от солнца. — Все, кроме нас.
— Да, — тихо произнес Джейк.
— Твоя семья, Джейк. — Она знала, что ходит по тонкому льду, касаясь этой темы. Любое слово, что неосторожно слетало с ее губ, могло вызвать в нем бурю гнева.
— Заканчивай, Сейдж.
— Ты это знаешь.
— Знаю. — Сейдж послышалось, что тон голоса Джейка изменился.
— И не заставляй меня все время присматривать за тобой, — проговорила она, обратив все в шутку. — Я же твоя сестра.
— Сестра-близнец, — проговорил Джейк шутливым тоном. Сейдж была счастлива. Она поняла, что он все знал, просто подшучивал над ней, а сам прекрасно понимал и разделял ее чувства.
Музыка звучала беззаботно и празднично. Внезапно Сейдж натянула поводья и затихла.
— Слушай!
— Я слышу, — ответил Джейк, остановившись рядом с ней. Музыканты разогревались, и Луиза репетировала свою новую песню. Она написала ее для Джеймса и Дейзи и назвала «День навсегда». На лице Джейка засияла улыбка: он слушал, как ее голос разливался по цветущим лугам.
— Не Луизу… — проговорила Сейдж. — Слушай.
Стояли теплые весенние дни, и было уже слишком поздно для этого явления природы. Но когда близнецы подняли головы вверх и прикрыли ладонями глаза от яркого солнца Вайоминга, они увидели, как огромная стрела движется по небу. Это были белые гуси. Солнечные лучи отражались от их белоснежных перьев. Гуси кричали, и их голос и хлопанье крыльев заглушали даже песню Луизы.
— Гуси, Джейк.
— Я вижу!
— Сколько их там? Можешь разглядеть? Сто?
— Тысяча.
Близнецы знали историю про гусей, то, как отец второй раз сделал предложение их матери и она согласилась, когда он поднял птиц в зимнее небо. От одного только их вида сейчас глаза Сейдж наполнились слезами. Она посмотрела на своего брата. Он привстал в седле, а рядом с ними Мейзи лаяла на небо.
— Тысяча! — снова воскликнул он.
— По крайней мере.
— Хей! — закричал Джейк так, что Сейдж едва не свалилась с лошади.
— Гуси не слышат тебя, — засмеялась она.
— Не они, — ответил Джейк. — Я не с ними разговариваю.
— Тогда с кем?
— Хей! — Джейк закричал еще громче, встав на стременах.
Отец стоял у загона для лошадей и разговаривал с кем-то.
— Они вернулись! — прокричал он.
— Ты зовешь папу? — спросила Сейдж, а ее сердце застучало быстрее. Обычно Джейка сильно ничего не радовало; он никогда не испытывал особого желания поговорить с отцом или матерью, не испытывал трепета и восхищения от чего бы то ни было. Сейдж знала, что это ранило чувства обоих родителей, но отец страдал больше всего.
— Музыка играет слишком громко, — произнес Джейк. — Он меня не слышит.
— Тогда громче. — Сейдж засветилась от счастья. — Давай, Джейк, кричи громче.
— Папа! — закричал он, показывая на небо. — Мама! Они вернулись!
Услышав голос Джейка, отец повернулся. Даже отсюда Сейдж увидела широкую улыбку на его лице, ведь Джейк назвал его «папой».
Их мать выглянула из окна на втором этаже, и ветер подхватил ее вуаль. Сейдж улыбнулась и помахала своим огромным букетом, но родители смотрели на небо, туда, где летели белые гуси.
— Они вернулись! — со всей силы кричал Джейк Такер. Он тоже улыбался и махал рукой как человек, на долю которого выпало счастье быть частью семьи, где детям рассказывали истории о белых гусях, о бесстрашном воине Вашаки. Таким бесстрашным и был тот, кто приехал домой со своей сестрой как раз на свадьбу своих родителей и на самом деле собирался пойти на церемонию, чтобы услышать, как они скажут друг другу:
— Да.