— Только бы не забыть заклинания... Ну, продолжим...
И он закричал:
— Мы сокрушим эту тварь, враждебно взирающую на нас!
Мир содрогнулся так сильно, что, казалось, должен был пойти трещинами и развалиться. Но этого не случилось. Зато Брайдер, глянув вверх, увидел Отца Небесного, который, казалось, с изумлением прислушивался к чему-то, глядя прямо перед собой...
— Получилось! — воскликнул Чад-О-Вич и полез обнимать Брайдера, слюнявя его своим щербатым, дурно пахнущим ртом, — Получилось! Теперь нужно произнести закрепляющее заклинание. Вдвоем. Одновременно. Слушай.
И он, брызжа слюной, зашептал Брайдеру на ухо слова заклинания. Затем они, взявшись за руки, подняли головы и дурными голосами нестройно заблеяли:
— Свободен наконец! Свободен наконец! Великий, Всемогущий, Я — свободен наконец!
...Томно развалясь, закинув ногу за ногу и пуская газы, Брайдер, бывший Повелитель Лунного Меча, раззявив пасть, терпеливо сносил, как молоденькая обнаженная наложница трепетными пальчиками чистила ему зубы платиновой зубочисткой. Брайдер лениво сплевывал время от времени на пол и смотрел в небо.
Там, в мутном окошке Отец Небесный с измученным лицом бил Себя кулаком по голове и причитал:
— Говорили Тебе, козлу, не пиши фэнтези! Не пиши фэнтези! Нет, не послушался! Козел! У, козел!
Брайдер, бывший Повелитель Лунного Меча, цыкнул зубом, выплюнул извлеченный из дупла кусочек мяса, довольно осклабился и сыто подтвердил:
— Козёл!
Лежавший невдалеке Чад-О-Вич, бывший Некромант, Безумный Герцог Ликсвилл и Повелитель Сакриона, пьяно рыгнул, вяло оттолкнул от себя слишком присосавшуюся красавицу, открыл один глаз, посмотрел им на небо и резюмировал:
— Точно!
13 мая 1995 — 19 января 1996
Изменение.
(Новелла)
Ф. Кафке
«... — Выпей немного чаю, — сказал я, — он совсем горячий.
Она взяла стакан. Я смотрел, как она пила.
— Черт его знает, Пат, что это сегодня стряслось со мной.
— Я знаю что, — ответила она.
— Да? А я не знаю.
— Да и не к чему, Робби. Ты и без того знаешь слишком много, чтобы быть по-настоящему счастливым.
— Может быть, — сказал я. — Но нельзя же так — с тех пор, как мы знакомы, я ста новлюсь все более ребячливым.
— Нет, можно! Это лучше, чем если бы ты делался все более разумным.
— Тоже довод, — сказал я. — У тебя замечательная манера помогать мне выпутываться из затруднительных положений. Впрочем, у тебя могут быть свои соображения на этот счет.
Она поставила стакан на стол. Я стоял, прислонившись к кровати. У меня было такое чувство, будто я приехал домой после долгого, трудного путешествия...»
Нет, подумал он, нет — так дело не пойдет. Ремарк, конечно, это хорошо, но так не пойдет. Сколько же можно, в самом деле!
Он встал и загнанно забегал по комнате. Руки тряслись в нервном напряжении. Он не может здесь больше сидеть. Не может!
Дрожащей рукой он распечатал пачку и закурил. Тьфу, черт! Тут же бросил. Нет, так нельзя.
Может, одеться? Выйти? Сладкое чувство опасности охватило его. Дрожь в руках все усиливалась.
Он стал одеваться. Разум, однако, не хотел отступать. Разум пытался запугать его.
Ты чувствуешь в себе силы выйти на улицу? В праздничную ночь? Когда еще никто не спит — включая пьяных легавых, а на улице — ни души? Ты давно не был в участке? Тебя давно не били в тюрьме?
Он на секунду остановился и представил себя входящим в камеру. С лязгом закрывалась за спиной дверь. Зеки оглядывались на новенького. Даже себе побоялся признаться он в той мысли, что тенью — только тенью — промелькнула в сознании: лучше уж в тюрьме, чем так...
Холода он не почувствовал. Нервное напряжение нашло наконец выход — в движении, в мышечной активности. Быстро и легко бежал он по улице. Ему стало жарко. Так жарко, что даже пистолет в кармане куртки не холодил привычно руку — наоборот, нагрелся сам.
Во многих окнах еще горел свет. На отдаленных шоссе с шумом проносились машины. Встречались — чаще, чаще, чем обычно — прохожие. Вид у них был, однако, испуганный.
Болото, подумал он с ненавистью, грязное мещанское болото. Впрочем, сам залез в этот район.
Подсознание, тренированное долгими годами подполья, вдруг приказало: стой!
Он остановился, прислонившись к стене, и стал озираться. Что такое? Опасность? Мигалка? Он привык верить своему подсознанию. Особенно после практики АТ и ТМ. В мозгу с фотографической четкостью возникла на секунду страница текста: «За пять лет, с 1971 по 1975, я лично перепробовал весть винегрет Нового сознания...» Я тоже, Джерри, я тоже... Черт, так в чем же дело?