Он стал медленно, внимательно и методично осматривать улицу. Предположим, кто-то застыл сейчас одновременно со мной. Предположим. Где? Кто? Зачем? Я сейчас — удобная мишень? Бесспорно — если знать, где я замер. Рука автоматически спустила предохранитель. Что делать? Прыгнуть вперед — до угла? Нет, не дури — может, здесь что-то другое.
Ах ты, дьявол, подумал он, понять бы, что ему не понравилось, моему подсознанию. Способно ли оно ошибиться? Бесспорно. А ошибается ли разум? Несомненно.
Он еще раз внимательно осмотрелся вокруг. Что-то похожее на догадку мелькнуло у него в голове. Погоди, погоди, подумал он, а куда, собственно, я бежал, в какой район города?
Так, давай-ка сосредоточимся. Город я знаю хорошо, по необходимости, конечно. Разумеется, дома в нем одинаковые, разумеется. Разумеется, улицы похожи одна на другую, разумеется. Добавь, что сейчас ночь. Темно. Может быть, я путаю?
Он оторвался от стены и быстро прошел в щель между домами.
Он не путал. Подсознание не обмануло его. Более того, видимо, он инстинктивно выбрал именно это направление.
Как-то болезненно сладко, забыто уже, защемило внутри. С безошибочной точностью он нашел окна. Окна горели. С каким-то порочным любопытством он впился в них взглядом. С этой точки он никогда их не видел. Он здесь просто никогда не ходил. И как он догадался только, черт возьми!
Празднуют, подумал он, отмечают...
Не осознавая, что он делает, он пошел к дому. Празднуете, значит, празднуете...
Дорогу вдруг перегородил невысокий заборчик. Что за черт? Он глянул за заборчик. Яма. За ямой — песок. Внизу — вроде какие-то трубы.
Он остановился. Препятствие вернуло его к реальности. «Куда это я понесся?» — подумал он.
Он отошел под окна и задрал голову. За занавесками мелькали тени. Почти весь дом спал, как ни странно. Он пошарил взглядом по окнам, по всем пяти этажам, и еще раз подивился странной прихоти тех, на чьи деньги был построен дом. Мало того, что они поставили его в этом мещанском райончике, так еще и развернули не в высоту, а в длину — дом был точь-в-точь положенный на бок небоскреб: длинный до несуразного и всего пятиэтажный. Вдобавок ко всему, в нем не было лифта. Впрочем, вспомнилось ему, в те времена, когда этот дом строили, район считался тихим местом, где почти отсутствовала преступность. Память вдруг подсунула дурацкую ассоциацию: вспомнилось, что где-то у Конан Дойля Шерлок Холмс говорил своему доверчивому спутнику, что самые чудовищные преступления совершаются именно в таких тихих и благопристойных местах. Что до высоты, то они, должно быть, ее боялись (или уже тогда все стремились быть «ближе к природе»?). А лифты они не поставили, надо полагать, заботясь о собственном здоровье.
Он еще раз посмотрел на те же окна. За шторами явно танцевали. Странно как-то танцевали — так, как стал бы танцевать он. Изломанные тени бились в экстазе, длинно мотаясь, вскидывая руки...
Внутри него словно что-то щелкнуло — и он бегом бросился вокруг дома, к подъезду.
Контрольное устройство двери, как ни странно, помнило его и беспрепятственно пропустило. В одно мгновение, как ему показалось, достиг он пятого этажа. Прижался ухом к двери. Впрочем, мог бы и не прижиматься. Слышно все было и так. Однако, подумалось ему, однако, с чего же это шум-то такой. Просто как в молодости... Тоскливая боль родилась в мозгу и стала расползаться по всему телу.
За дверью вновь ударила музыка. Манфред Мэнн, с удивлением констатировал он, «Up the Junction». Да что же это происходит? Он прислонился спиной к двери, со сладостной болью возвращения впитывая в себя музыку.
Кто-то ударил в дверь изнутри. Взрыв хохота. Он отскочил.
Из-за двери доносились радостные крики, смех, топот, ритмичное прихлопывание в ладоши. Там танцевали, ей-богу, танцевали.
Они, понял он, они. Те самые однокашники, к которым его так и не допустили. Глубоко законспирированные, настороженные, тесно спаянные в своем нонконформизме. Целы ведь, черти, целы!
Он бросился вниз по ступенькам. «Зеро! Зеро! — кричал внутри него чей-то голос. — Ты выиграл! Зеро!» В голове кружился поток мыслей. «Lay, lady, lay!» — пел он, видимо, в полный голос, не замечая этого.
Телефон, телефон, вот что ему нужно. «Let’s take а chance!» — пел он. Он вскочил в телефонную будку. «Stay, lady, stay!» Лихорадочно набрал номер.
Никого нет.
В холодном гневе смотрел он на трубку. Нет, никого нет. Никто не отзывается.
— Ах он, гад! — сказал он в трубку и почувствовал, что на глаза наворачиваются слезы. — Скотина. Неужели празднует? Собака. Неужели пьет где-то? Сука ты этакая. Тоже мне — гошист.