Добрый Дядя поднялся с корточек и пружинистой походкой прошелся по кабинету.
— A-а, вот то-то же! — Он, казалось, был доволен эффектом. — А ты помнишь день рождения твоей дочери? Когда ты — после того, как все гости разошлись, вынул для себя, жены и *** заветные бутылки из массандровских подвалов — твою гордость! фамильное наследство! — и упился так, что твоя жена и *** вынуждены были тебя отнести в постель прямо в одежде?
* громко застонал и закрыл глаза.
— Ага, сообразил-таки! Да, да, голубчик, они подвинули тебя к стене, а сами занимались любовью прямо рядом с тобой!
— Не верю! — выкрикнул *. Выкрикнул, надеясь на чудо.
— Не веришь? — с восторгом переспросил Добрый Дядя. — А у нас снимочки есть. Цветные. Объемные.
Добрый Дядя кинулся к столу и достал из ящика пачку снимков.
— На-ка, посмотри! На! На! — совал он их под нос *. Снимки были крупноформатные, некоторые — и крупным планом.
* завыл и, повалившись на бок, принялся биться головой об пол.
— Ну как? — спросил, открывая дверь и входя, детина.
— Как видишь, — весело откликнулся Добрый Дядя.
Детина нагнулся и поднял один из снимков.
— Ай-яй-яй, — сказал он, — какой разврат! И где ты берешь эту порнографию?
— Вот так они все, — откликнулся Добрый Дядя, кивая на *. * выл. — Каждый себя пупом земли считает. А как копнёшь... Вот ведь воет, воет, а сам ведь тоже к этой суке бегал, к ****. Так ему, видишь ли, можно, он, видишь ли, исключение. А жене, значит, нельзя, жена, конечно, верность должна блюсти. А ведь и ей скучно. Ну скучно же, слышишь ты, ублюдок? — Добрый Дядя обращался уже к *. — Ведь вы же все одинаковые. Убогие же вы все до чертиков. Дерьмо же вы — дерьмо и есть. Ты что думаешь, ты один адюльтером развлекался? Да у вас же у всех развлечения одинаковые. А почему? Потому что других нет. Все, что можно, наша горячо любимая Родина вам по списку предложила — а рыночный механизм обеспечил бесперебойную доставку. Только бунтовать не надо. Вот вы, благополучный же гражданин. А всё с грешком. С червоточиной. Всё беситесь. А почему? А потому, что понимаете: вы же ни на что не влияете, ничего не решаете. Вы же пешки. Вот и выбор проступочков-то у вас — раз-два да и обчелся. Ну, украсть что-то у горячо любимой Родины, на службе, на работе. Ну, напиться как свинья. Ну, травки покурить. Ну, соседку трахнуть или там мальчика-подросточка. Ну, партнера по бизнесу обокрасть... Но это всё, кстати, одноразовые развлечения. А так, чтобы надолго — и вовсе беда. Ну, не заговорами же против правительства, в самом деле, заниматься. Ведь не занимаетесь же. Страшно. Да и мозгов не хватает. Ведь это же думать надо: как Службу перехитрить, да систему конспирации разработать, да позитивную программу народу предложить — а то кто ж за вами пойдет? Вот вы и развлекаетесь в рамках дозволенного. Начальника подсиживаете или друг с другом за место боретесь. Или мужа подсиживаете, соседочку соблазняете. Или ссуду в банке берете — и не отдаете. Или кокаином балуетесь. Вот и всё. Все ваши отдушины.
— А ваши?! — зло спросил *. Он уже не выл, только слезы еще катились механически из налитых кровью глаз.
Добрый Дядя посерьезнел:
— Это ты почти молодец, — сказал он со вздохом и кивая головой. — Это ты почти прав. Это ты почти не в бровь, а в глаз.
— Почему почти? — ворочая распухшим языком, спросил *.
— Ну, потому что у нас есть еще одна отдушника.
— Какая?
— А ты еще не понял? Хм. А ты подумай. Ну, подумай, подумай...
* попытался собраться с мыслями. Но мозг не слушался его.
Добрый Дядя подождал немного. Затем вздохнул.
— Ну хорошо, — сказал он. — Закончили обсуждение. Ну как, будешь давать показания на жену?
* набрал побольше воздуха в легкие и попытался задержать его. Но легкие болели. Он выпустил воздух и заплакал. Заплакал, как маленький ребенок. Заплакал, снимая напряжение.