Действительно, к середине XVIII в. Новая Франция достигла заметных успехов. Но внутренние возможности Канады в условиях зависимости от феодальной Франции оказались практически исчерпанными. Последние полвека французского господства в колонии, которые иногда называют периодом «прогресса и кризиса», примечательны во многих отношениях. Достаточно сказать, что с 1713 г. по 1760 г., когда Новой Францией обладали французы, ее население увеличилось с 18 до 75 тыс. человек. Конечно, по сравнению с Новой Англией, где за тот же срок число колонистов выросло с 350 тыс. до 1,5 млн. человек, все это выглядело незначительным, однако для французской колонии, развивавшейся черепашьими темпами в течение предшествовавших 100 лет, такой скачок был заметным явлением. К середине XVIII в. в трех городах провинции — Квебеке, Монреале и Труа-Ривьере — проживало 13 тыс. человек (в Квебеке 8 тыс.).
В основном прирост населения произошел за счет резкого увеличения рождаемости. Около 15 тыс. человек дала иммиграция из метрополии. Иммигрантами в основном были законтрактованные работники. Колония в эти годы сильно нуждалась в свободных рабочих руках.
По своему характеру она оставалась аграрным поселением. Большинство в Новой Франции составляли сельские жители, занятые обработкой арендуемой земли. В первой половине XVIII в. десятки новых феодальных доменов раскинулись вдоль реки Ришельё, в районе озера Шамплейн и в долине реки Св. Лаврентия. Хотя заселялись сеньории медленно, все же к 40-м годам площадь обрабатываемых земель увеличилась в 4 раза по сравнению с временами Талона, а урожай пшеницы достиг 600–700 тыс. бушелей (бушель равен примерно 36 л) в год. Поголовье рогатого скота составило около 39 тыс.
Поселенцы начали производить сельскохозяйственную продукцию не только для собственных нужд, но и на рынок. Зерно поставлялось разросшимся военным гарнизонам и даже вывозилось в Вест-Индию. Однако феодальная система землепользования препятствовала развитию фермерского, по характеру капиталистического земледелия. В целом сельскохозяйственное производство продолжало носить замкнутый натуральный характер.
В это время в Канаде складываются некоторые новью отрасли промышленности — лесная, судостроительная, металлургическая. Богатые лесные массивы, ценная древесина, потребность в которой испытывали судостроительные верфи Франции, создали необходимые предпосылки для развития лесной промышленности Новой Франции. Финансовая поддержка метрополии и военные заказы подтолкнули некоторых наиболее состоятельных лиц, преимущественно из числа светских и церковных феодалов, заняться строительством лесопилен, которые стали приносить ощутимые доходы. К 1739 г. в Новой Франции работало 70 лесопилок.
Мачтовая древесина местного производства стимулировала развитие судостроения в колонии. В первой четверти XVIII в. судостроители Квебека спустили со стапелей несколько небольших военных кораблей, а в 1740 г. — корабль водоизмещением 500 т. В год на верфях, где широко использовался наемный труд, строилось примерно десять торговых судов. В 1741 г. рабочие квебекской верфи объявили забастовку. Власти бросили забастовщиков в тюрьму и заявили о своей решимости «сразу же раз и навсегда, используя тюрьму и кандалы, наказать бунтовщиков, которые дошли до того, что даже стали оказывать сопротивление властям»{37}. Это было одно из первых выступлений рабочего класса в Канаде на самой ранней стадии развития капитализма.
Однако метрополия в 1740 г. перестала поощрять судостроение в колонии, которой отводилась роль поставщика пиломатериалов и мачтового леса для судоверфей Франции. Канадское судостроение так и осталось в зачаточном состоянии.
Из-за боязни и нежелания метрополии активно поддерживать колониальную промышленность подобная участь постигла и другие отрасли хозяйства. Еще при Талоне была начата разработка залежей железной руды на реке Сен-Морис, северном притоке реки Св. Лаврентия. В железе нуждались судостроение и лесопильное производство. Но король в 1714 г. запретил закладку железных рудников в Канаде на том основании, что их достаточно и во Франции. Только в 30-х годах XVIII в. военная необходимость заставила французское правительство разрешить построить железоделательный завод в Канаде. С большими трудностями завод на Сен-Морисе был открыт, и в 40-е годы он выпускал самую разнообразную продукцию: котлы, чайники, печки, лемехи для плугов, пули и снаряды для мортир. Изготовляемое здесь железо отличалось мягкостью, ковкостью и упругостью.
Железоделательный завод представлял собой довольно крупное по тем временам предприятие: на нем работало 120 человек. Владела им группа сеньоров, купцов и чиновников. Рабочие нещадно эксплуатировались. Предприятие влачило жалкое существование, не вылезало из долгов, испытывало потребность в квалифицированной рабочей силе и новых капиталах. Это были типичные трудности для зарождающейся колониальной промышленности. Они усугублялись многочисленными запретами, налагавшимися Версалем на предпринимательскую деятельность колонистов. Королевский двор запретил производство пеньки в Канаде, чтобы не подрывалась монополия французских мануфактуристов на изготовление тканей (чтобы канадцы больше потребляли французской материи), организацию шляпных мануфактур и т. д. и т. п.
Несмотря на все эти ограничения, в Канаде в первой половине XVIII в. продолжался процесс формирования капиталистических отношений на мануфактурной стадии их развития. К тем капиталистическим мануфактурам, которые появились еще во второй половине XVII в. (кожевенные, по производству смолы и дегтя и т. п.), теперь добавились десятки мелких и даже средних, основанных на наемном труде.
Расширились внешние торговые связи колонии, преимущественно с метрополией. Она ввозила из Франции материю, обувь, промышленные товары, вина, а вывозила, помимо мехов, лес, муку, горох, овощи, мясо. В течение всего времени существования Новой Франции ввоз превышал вывоз, иногда в 3 раза. Торговля носила типично колониально-меркантилистский характер.
Все ключевые позиции в хозяйственно-торговой сфере занимала метрополия. 14 французских компаний контролировали три четверти канадской промышленности. Судостроение и горное дело контролировал Версаль. Пушная торговля находилась в руках Вест-Индской компании Франции. Канадские купцы получали меньше половины прибылей ст торговых операций в колонии. Остальное шло за океан, в метрополию.
Основой основ колониальной экономики и в последний период французского господства в Канаде оставалась пушная торговля. Только эта отрасль постоянно давала устойчивый доход метрополии и правящему классу колонии. До 1725 г. в Канаде ежегодно добывалось около 60 тыс. шкурок. В 1726 г. — 135 тыс., в 1730 г. и в последующие годы — 164 тыс. К 1744 г. стоимость годового «урожая» мехов составила 1,5 млн. ливров в год, а затем превысила 2 млн. ливров.
Вся пушнина вывозилась за пределы колонии. Около двух третей ее использовалось шляпной промышленностью Франции, одна треть шла в Голландию, которая продавала ценные шкурки в другие страны.
В 1719 г. монополию на всю канадскую пушную торговлю получила Вест-Индская компания. Это вызывало недовольство набиравшего силу канадского торгового капитала. Созданные монреальскими купцами собственные торговые компании оказались не в силах конкурировать с Вест-Индской. Тогда местные купцы, «лесные бродяги» и охотники — трапперы, а нередко даже церковники и колониальные чиновники самого высокого ранга, занялись контрабандной торговлей с англичанами, хотя еще в 1709 г. король запретил продажу бобровых шкурок последним. Канадцы скупали для продажи индейцам более дешевые и привлекательные английские товары. Особой популярностью у туземцев пользовались изготовляемые в Англии красные одеяла, за которые аборигены отдавали все свои меховые наряды.