В обширных канадских прериях кочевали охотники за бизонами: кри, ассинибойя и др. В погоне за стадами диких быков они передвигались с места на место со своим нехитрым имуществом.
На востоке и севере, в канадских лесах, жили лесные охотники, северо-западные атапаскские и северо-восточные алгонкинские племена, лесные селиши. Среди них наиболее известными были оджвбвеи, монтаньи, микмаки, беотуки. Свои жилища они сооружали из коры деревьев. Березовая кора служила им прекрасным материалом для изготовления быстрых и легких каноэ. Зимой индейцы охотились на пушного зверя, весной добывали кленовый сок и делали из него сироп и сахар, осенью на болотах собирали дикий рис. Лесные охотники торговали с соседними племенами, но друг с другом не всегда поддерживали мирные отношения. Микмаки издавна враждовали с беотуками, однако лишь европейцы помогли им полностью истребить племя беотуков.
Те из древних жителей, кто добрался до Великих озер (Верхнее, Гурон, Мичиган, Эри, Онтарио) занялись здесь земледелием. Земледельцы восточных и юго-восточных областей — ирокезы жили деревнями, в больших длинных домах. Они выращивали маис, бобы, тыкву, охотились и торговали. До прихода европейцев насчитывалось восемь ирокезских племен: гуроны «нейтральные», могауки, сенека, онейда, опондага, кайюга, тобакко.
Ирокезы выделялись по характеру и уровню своего развития среди аборигенов Северней Америки. Еще в начале XVI в. они создали Лигу ирокезов. Эта страница истории североамериканских индейцев нашла поэтическое отражение в прекрасном творении Лоигфелло — «Песнь о Гайавате». Существовали и другие союзы: Союз гуронов из четырех племен, Союз «нейтральных». Такого рода конфедерации. считает советский этнограф М. Я. Берзина, превратились в «прочные объединения, являющиеся но существу особым типом этнической общности, переходным от племени к тем типам, которые принято объединенным термином народность»{1}.
Что касается общественных отношений у индейцев Северной Америки к моменту европейской колонизации, то они представляли собой довольно пеструю картину. У племен охотников и собирателей существовал родовой строй в его классической форме. Достигшие относительно высокого уровня развития производительных сил оседлые рыболовы и земледельцы находились уже на стадии распада родовых связей и формирования элементов классового общества.
Зачатки классового расслоения, устойчивая правящая верхушка наиболее характерны для ирокезских племен. В свое время родовой строй ирокезов был блестяще проанализирован американским ученым Л. Морганом, который считал, что «где бы это учреждение ни встречалось у этих племен, оно во всех существенных чертах аналогично роду ирокезов»{2}.
Высоко оценивая труд Л. Моргана, Ф. Энгельс писал: «И что за чудесная организация этот родовой строй во всей его наивности и простоте!.. Все вопросы решают сами заинтересованные лица, и в большинстве случаев вековой обычай уже все урегулировал. Бедных и нуждающихся не может быть — коммунистическое хозяйство и род знают свои обязанности по отношению к престарелым, больным и изувеченным на войне. Все равны и свободны, в том числе и женщины. Рабов еще не существует, нет, как правило, еще и порабощения чужих племен… А каких мужчин и женщин порождает такое общество, показывают восторженные отзывы всех белых, соприкасавшихся с неиспорченными индейцами, о чувстве собственного достоинства, прямодушии, силе характера и храбрости этих варваров»{3}.
Но, отмечая факт образования у ирокезов союза племен и переход к завоевательной политике, Ф. Энгельс говорил: «Это одна сторона дела. Но не забудем, что эта организация была обречена на гибель. Дальше племени она по пошла; образование союза племен означает уже начало ее разрушения, как мы это еще увидим и как мы это уже видели на примерах попыток ирокезов поработить другие племена… Власть этой первобытной общности должна была быть сломлена, — и она была сломлена… воровство, насилие, коварство, измена — подтачивают старое бесклассовое родовое общество и приводят к его гибели»{4}.
Однако процесс исторического развития индейского общества на пути к указанной Энгельсом стадии был прерван появлением европейских колонизаторов, которые и принесли с собой пороки, свойственные классовым обществам.
В пределах Канады сложилась и еще одна этническая общность — эскимосы со своим характерным культурно-хозяйственным укладом. Предки этих арктических морских охотников — протоэскимосо-алеуты, поселившиеся на Чукотке примерно 10 тыс. лет назад, воспользовались для перехода в Америку тем же «Берингийским мостом», что и предки индейцев. «Это уже были не только охотники на мамонтов, — полагает советский археолог H. Н. Диков, — но и рыболовы. Им остались для освоения только арктические и субарктические территории Северной Америки, поскольку все более южные ее земли уже были заняты индейцами»{5}. Протоэскимосо-алеуты положили начало новой арктической культуре охотников на диких оленей, рыболовов и морских охотников.
В условиях послеледниковой изоляции протоэскимосо-алеутская общность на территории Южной и Юго-Западной Аляски и Западной Канады в этническом отношении заметно дифференцировалась. В результате ко II тыс. до н. э. обособилась группа, специализировавшаяся на охоте с поворотным гарпуном, — эскимосская этнокультурная общность. Заметным признаком ее культуры, как и культуры алеутов и некоторых северо-западных индейцев, долгое время и на значительной территории были так называемые лабретки — пагубные украшения, представлявшие собой каменные пли костяные пробки, которые продевали в губы и щеки.
Самыми древними из известных нам протоэскимосов являются обитатели мыса Денбай Флинт на северо-западе Аляски, которые, обосновавшись во II тыс. до н. э. на побережье Берингова пролива, охотились на тюленей, используя, видимо, лодки, в то время как их собратья в глубине Аляски занимались преимущественно оленеводством. Именно в денбайскую эпоху и сложилась самая ранняя культура канадской Арктики.
С мыса Денбай Флинт аборигены продвинулись на восток через арктические районы Канады вплоть до северной Гренландии, достигнув ее около 2000 г. до н. э., и на юг: по западному побережью Гудзонова залива к современному Черчиллу и через Баффинову Землю на полуостров Унгава и побережье Лабрадора. Они жили небольшими кочевыми группами, находившимися на значительном отдалении друг от друга. Летом ставили палатки из звериных шкур, а зимой устраивали землянки. Для охоты на моржей и тюленей использовали гарпун, а на оленей — лук и стрелы. Занимались рыболовством с помощью остроги и ловили птиц. Этот период в истории заселения Канады, который называется предорсетским, длился приблизительно до 800 г. до н. э. (на юго-западе до 500 г. до я. э.).
Около 800 г. до н. э. предорсетская культура сменяется дорсетской, многое, видимо, заимствовавшей в культуре древних индейцев, живших южнее, в лесистых районах. Поселения дорсетских эскимосов занимали территорию от залива Коронейшн на западе до острова Ньюфаундленд и восточной Гренландии на востоке.
Дорсетский период продолжался в некоторых районах Канады до 1300 г. н. э., однако около 900 г. н. э. дорсетскую культуру в Арктике начала вытеснять культура туле, распространившаяся благодаря миграции населения с Северной Аляски в Гренландию и на полуостров Лабрадор. Справедливость предположения о переселении в прошлом какой-то группы азиатских эскимосов в Гренландию подтверждается сходством языков азиатских и гренландских эскимосов, а также распространением у гренландцев крылатых стабилизаторов поворотных гарпунов — своеобразной разновидности «крылатых» предметов, характерных для древнеберингоморской культуры. Одна из самых примечательных особенностей периода туле — охота на китов. По своим расовым признакам, языку и культуре народ эпохи туле был типично эскимосским. Первое документальное свидетельство об эскимосах периода туле содержится в отчете о путешествии англичанина Мартина Фробишера.