— Расскажу… Был я лет пятьдесят назад молодым, как ты, ну, чуть постарше. Года на четыре. Работал на Путиловском заводе в Петрограде, в Ленинграде по-нынешнему. В пушечной мастерской. Сначала подмастерьем, учеником, а потом настоящим рабочим. Токарем. Делали мы пушки. Ну, не такие, как сейчас, а по тем временам пушки.
Трудные это годы были. По десять — четырнадцать часов работали. И ещё боролись с хозяевами, капиталистами. Как раз Февральская революция наступала.
Мы, молодые, — конечно, за революцию, чтобы свергнуть проклятых капиталистов вместе с царём! Бастовали…
Вот тут и вышла у меня неувязка, неприятность большая.
Мастером у нас был Христофор Васильевич. Все знали, что он хороший, большевик.
Однажды бросился я к нему:
«Я тоже, Христофор Васильевич, хочу против царя воевать!»
«Как?»
«Я всё знаю, — говорю. — Вы против царя, и я — против!»
Посмотрел на меня мастер и спрашивает:
«То, что ты против, догадываюсь, а вот стрелять ты умеешь или не умеешь, не знаю».
«Не умею», — признался я.
«Не умеючи против никак нельзя, — шепнул мне Христофор Васильевич. — Научись сначала…»
Стал я учиться стрелять. Из винтовки и нагана. Старшие ребята помогали. Тайно, чтоб никто не видел. Уезжали по воскресеньям подальше от завода, за город. Там и тренировались.
Как-то, когда мы так занимались стрельбой — на окраине это было, на свалке, — появляется вдруг Христофор Васильевич. Вроде бы поначалу и удивился:
«Чем это вы, ребята, занимаетесь?»
А потом говорит:
«Есть важная новость. Центральный Комитет Российской социал-демократической рабочей партии сообщает: твердыни русского царизма пали, по всей России поднимается красное знамя восстания!..»
Это всё было в феврале, как я уже говорил.
И вот октябрь, семнадцатый год.
Штурмовали мы вместе с революционными матросами и солдатами Зимний дворец. Охраняли Смольный, откуда Ленин Владимир Ильич руководил революцией…
С Владимиром Ильичем я тогда лично беседовал.
Встретил меня Ленин у входа в Смольный, спрашивает:
«Рабочий?»
«Рабочий, — говорю, — с Путиловского».
«Молодой. Сколько же лет-то, товарищ?»
«Да уже немало, товарищ Ленин, — отвечаю. — Пятнадцатый год. Два года на Путиловском».
«Революция — дело молодое, — сказал Владимир Ильич. — И вам, рабочей молодёжи, надо объединяться, чтобы бороться за дело революции, защищать её».
И верно. Один — хорошо. Два — лучше. А сотни вместе — ещё лучше! Вот мы и объединились. Создали мы у себя на заводе кружок рабочей молодёжи, чтоб за революцию бороться, за новую жизнь… Таких кружков и союзов молодёжи много было. И на Путиловском, у нас, и на других заводах Петрограда и по всей России.
По ночам несли мы патрульную службу на улицах Петрограда. Тогда что ни улица, что ни дом — опасность. Из-за угла в тебя враги стреляют. Из подъездов стреляют. Из окон домов стреляют. Всякое случалось.
Однажды мы узнали: враги решили пробраться в Смольный. А там ведь штаб революции, там — Ленин.
Три дня и три ночи искали мы, красногвардейцы, их по всему Петрограду. Куда ни заходим, люди как люди. Там — дама какая-нибудь с мужем, здесь — студент с мамой. В другой квартире — старушка с внуком. Ещё в соседней — мужчина в пиджаке телеграфиста. И жена его. Правда, когда зашли мы к этому телеграфисту, он мне сразу не понравился. Но так будто ничего подозрительного.
Вернулись. А меня всё сомнение берёт.
На обратном пути говорю товарищам:
«Давайте, ребята, всё же опять пойдём на Литейный проспект к этому телеграфисту. Что-то не так…»
Поначалу пошутили надо мной товарищи.
Потом согласились:
«Сходим ещё разок, а вдруг…»
И что ты думаешь, вернулись на Литейный, поднялись потихоньку на третий этаж, а там, в квартире телеграфиста, слышим странный разговор. Не то чтоб он один с женой говорит, а много мужских голосов.
Стучим в дверь — паника, шум, и вдруг всё стихло. Никто не открывает.
Ещё стучим — молчание. Взломали дверь, а в нас стреляют.
Семь человек, как потом узнали, стреляли. Двоих мы убили, а пятерых живьём забрали. Оказалось, что телеграфист — никакой не телеграфист…
Меня тогда в этой квартирной переделке пуля саданула…
Это в октябре семнадцатого года было.
А через год после революции, в октябре восемнадцатого года, приехали мы, молодые рабочие делегаты, в Москву на Первый съезд комсомола. Тогда он назывался Первый Всероссийский съезд союзов рабочей и крестьянской молодёжи.