После подобного расследования, не давшего, к слову, никаких результатов, наша троица двинулась вверх, по холодному камню, старательно карабкаясь туда, откуда дул ветер. И вот, наконец, во мраке показался другой мрак, но более светлый. Это был выход. Окрыленные победой друзья ускорились, но вдруг из-под ноги Клода выскочил крошащийся камень. Вилар неуклюже всплеснул руками, хорошенько приложился головой об лед и полетел вниз, теряя сознание.
Глава 10 "Новые столичные волнения"
Пришел в себя Вилар от того, что его кто-то тряс за плечо. Это был улыбающийся Бернар. Открыв глаза, Клод осознал, что лежит на кровати в настоящем доме.
— Мы выбрались?
Просипел летчик.
— Ага, когда ты сорвался и потерял сознание, Сальвадор еле успел схватить тебя и уберечь от участи того страдальца, чье тело мы видели внизу. Потом мы вытянули тебя на поверхность, где нас встретили лаем собак. Это были люди из поселения, возвращающиеся с неудачных поисков нашего самолета. Они приняли наш сигнал и направились искать. Вот так мы и очутились здесь, все благодаря мужественным спасателям.
Рассказал Бернар
— А где Сальвадор?
Произнес ослабший Клод.
— Отоспавшись вдоволь, он поехал показывать нашим спасителям место крушения и ночлега, вещи то забрать надо, да и мертвеца похоронить подобает.
На утро следующего дня Бернар и Сальвадор, прихватив вещи, которые отыскал Монтеро вместе с мужчинами из поселения, прощались с Виларом. С этого момента их пути расходились, ведь физику и его лучшему другу предстояло ехать в поместье покойного родича Шатильона. А летчик желал отправиться на первом же пароходе в Париж и там срочно доработать свой следующий самолет, чертежи и наброски которого он делал весь день, пока его друзья отдыхали. После прощания и крепких рукопожатий Бернар и Сальвадор оставили Клода, отправившись на местном поезде в точку своего назначения.
А мы ненадолго покинем наших героев, вернувшись в Париж с целью наблюдения за происходящими там событиями. А события эти не уступали в своей занимательности начавшимся приключениям наших друзей. Если же сравнивать их по масштабу, то столичный переполох превосходил выше описываемое происшествие в десятки раз. Не успела Франция оправиться от первой волны обсуждений, сплетен, слухов и разного рода догадок, как тут же, спустя всего два дня, накатила вторая, создавшая едва не вдвое больший фурор. В этот раз истоком хаоса послужило самое спокойное до этого момента собрание. В авиационном клубе разгорался пожар тревоги, недоумения и паники, скоро перекинувшийся на все французское общество. Причиной нового потрясения, захлестнувшего всех, начиная от столичных жителей и заканчивая рабочими и фермерами из самых отдаленных уголков Франции, послужило крушение самолёта Клода Вилара. Естественно, в авиаклубе никто не имел достоверной информации о случившемся, но ведь прошло уже более суток с момента, когда новенький трансатлантический летательный аппарат покинул авиаполосу Парижа и устремился в далекий пункт назначения. Наши друзья, ненадолго оставленные в менее скоростных средствах транспорта, совершенно не подозревали о происходящих событиях и их немалых последствиях, но невольно влияли на русло их развития.
Мой читатель может задаться вопросом — каким же образом трое столь отдаленных от происходящего людей могли влиять на события, хоть и являющиеся невольным плодом их действий. На это я с удовольствием дам довольно простой, но очень важный в контексте моего повествования ответ. Спасенный Клод все свободное время до отбытия в Париж был занят чертежами новой модели самолёта и так увлекся столь полезным для конструктора делом, что позабыл отправить телеграмму в авиаклуб о своем относительно успешном приземлении по ту сторону океана. Это обстоятельство стало немаловажным усугубляющим фактором, давшим почву не только обеспокоенности парижского авиаклуба, но и пищу сплетням, разлетающимся по всей Франции и даже выходящим за ее пределы. Суть главного вопроса, который может терзать нас, осведомленных о всем происходящем как с одной стороны Атлантики, так и с другой, заключается лишь в непонимании мотивов уполномоченных органов того небольшого поселения, получившего сигнал бедствия с французского самолета. Они, очевидно, не соизволили поставить в известность нужные структуры страны, летательный аппарат которой потерпел крушение в зоне их прямой ответственности. Ответ на столь логичный вопрос не суждено будет узнать даже нам, что оставляет лишь возможность довольствоваться малым числом догадок, приходящих в голову человека, пытающегося как-либо логично объяснить этот грубый просчет. Может быть, в суете очень важных дел это мероприятие было не замечено пытливым умом тамошнего чиновника, а может, что более вероятно, сыграла свою роль человеческая халатность. Ну, да хватит моих беспочвенных рассуждений, отвлекающих моего читателя от очень занимательных сюжетов.